Свою публикацию я бы хотела начать с того момента, как мы познакомились с Анной Семёновной, ведь до этого мы не были знакомы.

В университете преподаватель рекомендовал три разных темы для написания статьи. Самой привлекательной для меня показалась тема «Рассказы о жизни ваших бабушек и дедушек в старое время». И тут возникли трудности. К сожалению, у меня не осталось пожилых родственников, поэтому написать мне об этом было довольно проблематично. Вспомнив, что в нашем студенческом общежитии живет пожилая женщина, я поспешила узнать, в какой комнате она проживает.

Дверь мне открыла невысокая бабушка, с седыми, короткими волосами, добрыми глазами и милой улыбкой. Я представилась и объяснила ей свою ситуацию. Спросила, не будет ли она против того, чтобы я написала статью о ее жизни? Она улыбнулась мне и согласилась. Мы назначили время, и с этой минуты у меня появилась хорошая подруга…

Цель моей статьи заключается в описании нелегкой жизни русской женщины, так и не нашедшей свой родной дом. Полученная мною на сей счет информация будет отображена в виде интервью. Я, Морозкова Анжелика Ашотовна, интервьюировала Панину Анну Семёновну. Перед нашей встречей мною был составлен ряд вопросов для беседы. Наш разговор я решила записать на диктофон, чтобы ничего не упустить при написании статьи. Запись с диктофона я расшифровала в письменном виде и дословно перенесла в эту публикацию.

Анна Семёновна Панина

[Я]: Здравствуйте, бабушка Аня. Давайте начнем нашу беседу. Начнем с самого начала. Назовите свои имя, фамилию и отчество. А также дату своего рождения.

[A]: Я – Панина Анна Семеновна… Год 1936-й.

[Я]: Скажите, пожалуйста, где Вы родились?

[A]: Я родилась в Нижний Чём, в деревне… Деревню называли Нижний Чём...

[Я]: А это где находится?

[A]: Это здесь [в Новосибирске] на левом берегу. Там был. Сейчас море. Залило морем нашу деревню. А три километра от нас была деревня Верхний Чём…

[Я]: Хорошо. Расскажите, пожалуйста, о своей семье.

[A]: О моей семье… Ну, у нас, у мамы было много их... Они маленькими умирали. А мы остались. Старший брат погиб у нас, он был телефонистом. Его забрали в армию, в Бердске где-то, говорили, его... Вот. Он у нас погиб тама. А с какого года, я не знаю…

[Я]: А как его звали?

[A]: Михаил Семёнович. А вот это… Еще за ним была Александра Семёновна, она умерла. Александра Семёновна… Она с двадцатого, наверное… ага, да, с двадцатого. А брат Гошка еще был, тоже умер, с двадцать седьмого, по-моему, он был... и я… Ну да, братка Миша был и братка Гоша, сестра Шура и я. Нас четверо было.

[Я]: Кем были ваши родители?

[A]: Отец был на фронте, раненый. Этот… Семён Алексеевич… Тогда паспортов не было. Они сами не знали, когда родились, когда выросли. Маму спрашиваешь: «Когда ты родилась?» Она говорит: «Да когда Покров». Вот, Покров… А Покров – когда картошку копают, что ли… Паспортов не было, они сами не знали.

[Я]: А маму как звали?

[А]: Мама – Мария Осиповна. Вот я даже и год [рождения] не знаю. Я говорю, они сами не знают, и я не знаю, год какой это был.

[Я]: На ваше детство выпало очень непростое время. Как вы жили?

[А]: Я… хах... я расскажу… Сорок третий год. Сорок третий год – я бегала по полю [у бабушки выступают слезы на глазах], собирала колоски, картошку гнилую. Всё ела… Мама слепая была. Ноги больные были. А брат Гоша – он самоучкой научился на тракторе, пахал в колхозе землю. Пацаном еще тоже… в армию не ходил. Ушел в колхоз и жил там, рос там. Вот… А я собирала эти… по полю ходила. Потом подросла немножко… лет семь или восемь мне было. В няньки отдавали меня. Жила у учительницы. Водилася с маленьким ребенком. А еще я до этого ходила… раньше же света не было у нас. На речке насобираю камушки. Ваты надергаю с этой, с фуфайки ватной, еще такие были. Надергаю с фуфайки вату, разжигаю, и бегала по деревне… Эти угли таскала. А сама выйду на улицу, смотрю, у кого печка топится, у кого нет… У кого нет печки, не топится, тому бегу угли тащу, чтобы они разжигали печку… тепло чтоб было. Печки-то были железные. Ну вот…

И в няньки меня отдали, с дитями водилася с чужими. И я чуть не сожгла их. Это… как сейчас помню: мама [в семье хозяев] была учительница, а он был агрономом… в колхозе агроном был. Вот… У них трое детей было. Маленькому три года, а большой – это девушка была, семнадцать лет. И мальчик еще был, по-моему, забыла я... Тоже большой. И она меня заставила коровье пойло понести, а ведро-то здоровое такое! А я понесла это пойло, а варить поставила на плитке. Потом плитка у них включенной-то была. Я баночкой из-под консервы поставила лук жарить – заправить суп. А сама поперла ведро... больше меня, корове! Вот хватило [ума]? Кого она с меня сделала? Не нянька, а прислуга я уже. Вот как сейчас я помню… Ну и вот, она… это, ушла. А эта девка (семнадцать лет) уроки делала там. Она видит… там шкаф висел, ну вот как у меня [показывает на висящий в комнате кухонный гарнитур], а тут плитка была, рядом с этим шкафом. А на шкафу порох был. И там эти… кто… ну, стрелять…

[Я]: Ружье?

[A]: Нет… заправлять. Патроны, порох там был. Она почувствовала… дым уже был. Занавеска загорелась. Хорошо вовремя… если бы дошло дотуда, и дом бы взорвался. И вот они меня сразу и выгнали. Дак они же сами виноваты! Я еще сама не могла никак себя таскать. Так кого, жарать-то нечего, худая была, силы не было… Вот и понесла [ведро]. А они меня сразу уволили. Сказали: «Иди домой. Нам не надо такая». Дак ты пойми, ты – учительница, ты – женщина, кого ты с ребенка возьмешь. Я это ведро не могла переть. А ума-то не хватило, что банка… она же быстро накалится. Вот…

[Я]: Какие еще воспоминания из детства сохранились в Вашей памяти?

[A]: Так вот воспоминание… По сравнению как сейчас… Сейчас я в раю живу. Вот только квартиры нету. Вот… А так – кушать есть, в очередь не стоим ни за чем, хоть и дорого. А раньше же ничего не было. Мы ходили с мамой, я помню, вот где Бердск, туда ходили – рвали щавель, лук польской рвали и на плите с того берега на этот базар ходили продавать. Сейчас у меня всё есть, кушать особенно есть. Здоровья нету…

[Я]: В какие игры Вы в детстве играли? Ходили ли Вы в школу?

[A]: Нет, я в школу не ходила. Не ходила я в школу, потому что мне надевать было нечего. Одна фуфайка была, и валенки. Я не ходила в школу… [появляются слезы]. Самоучкой вот так читали…

[Я]: Таких детей было много?

[A]: Да-а, в деревне жили. Много у нас было таких.

[Я]: А школы вообще были, да?

[A]: Была школа, да. Ходить не в чем было.

[Я]: Вы не ходили в школу только из-за внешнего вида?

[A]: Нет, а что, я в фуфайке пойду? Идти-то не в чем было. Я еще голодная… Я еще сплю и думаю, а как бы мне поесть. Голодной, знаешь, как спать тяжело.

[Я]: Расскажите пожалуйста, как Вы переехали из деревни в город?

[A]: Я когда от няньки ушла [от старшей сестры Александры]… Это я уже в пятидесятом году, наверное, ушла… ушла в колхоз к брату, который Гоша. Они в сорок четвертом году продали домик мамин. За мешок картошки отдали. И десять соток было земли у них, всё пустовало. Нечем садить было… и некому. Вот… Так они за мешок картошки продали. Он тута женился. Взял из детдома одну Тамару с ребенком, она пришла к нам после войны-то вот. Он женился на ней. Вот они продали домик за мешок картошки. И вот, потом они уехали в колхоз Боровое… или, по-моему… Боровое, вот тут вот есть Боровое [неразборчиво]. Они там, по-моему, жили.

[Я]: Получается, Вы вместе с ними уехали?

[A]: Я ушла туда, к ним. Работала. Сноха устроилась на молоканку, молоко принимала, а там эти доярки доили коров. Вот она мне: «Нюська, пойдем, ты Тоню там подмени иди, пусть она хоть два-три дня отдохнёт». Всё же руками делали. Ну, я и ходила доить коров вручную. А потом замуж вышла…

Мне тут флягу, этой, мёда дали с колхоза и мешок муки дали за то, что я работала. Тут и трактористом еду возила. Трактористы в поле, мы там… Одна тоже женщина, она меня взяла, ну, в пятидесятых годах где-то. Я тут варила этим трактористам, потом это развозила по полю на коне. На телегу поставим шляшку и повезу туда. Лошадь распряжется – стоим, плачем, а лошадь распряглась. А что я? Дуга большая и я… кого еще там. И вобля здоровая такая, надо же ее запречь! А я не могу поднять ничего и не достаю. Дак вот так вот и жила, вот... Потом замуж вышла, отдали меня замуж.

[Я]: За кого Вас выдали замуж?

[A]: Этот… С Шурой работал на пилораме один. Вот за него вышла. Мы с ним уехали в Алтайский край. В Алтае я родила свою дочь Аню.

[Я]: А как его звали?

[A]: Иван… Иван Иванович Попов.

[Я]: Почему вы уехали в Алтайский край?

[A]: Ну, он [ее муж Иван Иванович] нашел там работу. Уехали туда. Потом разошлись. Получил деньги, уехал отдыхать на курорт, женился там. Вот и разошлись. Он себе пошёл, и я пошла.

[Я]: И как дальше сложилась Ваша жизнь?

[A]: Я уехала в Таджикистан, мы же беженцы... Там 30 лет прожили мы. Вот. Аня и школу там окончила. Это… Десять классов кончила… Вот война началась, и всё… Мы бы там жили, я бы не уехала. Там тепло, там так хорошо, зимы нету. Город Душанбе. Я бы никогда бы не уехала оттуда.

[Я]: А кем Вы работали в Таджикистане?

[A]: А я маляр-штукатур. Работала, чтобы на квартиру заработать. Там мне дали общежитие. Я работала, чтобы на квартиру накопить. Потом получила квартиру, там не пришлось жить, война началась.

[Я]: Где Вы получили это образование?

[A]: На стройке. Я пришла, училась. Тама на первый разряд сдала. Покрасила плинтуса, мне первый разряд дали [смеется]. Я училася… Бригадир был хорошей женщиной. А потом белила, мазала, вот и дали мне разряды. Потом по потолкам пошла – четвертый разряд.

[Я]: А чем Вы занимались в свободное от работы время?

[А]: Чем? С работы – домой. А работала день и ночь, вот клянусь хлебом… чтобы квартиру дали. А квартиру дали – мне уже бежать надо. Некогда жить. Дочка моя тоже работала водителем на троллейбусе там и тоже в общежитии жила. А Толька [муж ее дочери] в армии был на Камчатке. Вот так вот и жили мы по общагам. А Таня у нас маленькая была [ее внучка], еще Яны [второй внучки] не было.

[Я]: Началась война в Таджикистане. Расскажите, как Вы об этом узнали, что творилось на улицах вашего города. Ваши первые действия.

[A]: Мои первые действия… Я руку уколола, палец навивал, грязь, наверное, попала. А у меня соседка жила, Аня тоже. Она работала в Белом доме, там пол мыла. А война началась с Белого дома – с центра города. Вот… А она пришла ко мне, да говорит: «Идет война». Я говорю: «Какая война?». Ну, не поверила. У меня дом так стоял, тут дорога [показывает жестами], троллейбусы ходили. Я не поверила ей и пошла на дорогу. А тут на углу магазин стоял стеклянный. Молоко там, продукты продавали. Этот… разбитый весь. Ну, я смотрю: троллейбус подошел, и русского парня поймали, набили ему, пинали его. Я убежала домой. А мне идти надо, идти далеко в больницу. А там дочка моя жила, рядом с базаром. Я обычно лепешки с молочком куплю и поеду к ней. Девчонку в садик таскала. Бегом всё, думаю – на автобус не успею. А это… На работу далеко, на автобусе возили. Вот я побегу, отдам им всё. А потом смотрю – людей никого нету на автобусе. Ну, я и поехала на автобусе. В больнице никого не было. В больнице врач сидела, мне перевязала палец, эту почистила… И я пошла. Думаю – то ли к Ане [дочери] зайти, то ли не надо. На Гипроземе она у меня жила. А потом подумала и решила поехать домой. Прихожу домой, соседка говорит: «Ты где ходишь?!» Я сказала, что в больницу с пальцем ходила. «Так война уже три дня идет!». Так я говорю: в автобусе никого нету, в больнице никого, никто ничего не говорит.

На балкон вышла, смотрю: там бегут, оттуда бегут, оттуда бегут. Я включила телевизор. Там машины кувыркаются, горят. Я выключила, палец болит. Я пошла на улицу, вышла на дорогу сюда. Смотрю, женщина бежит и кричит: «Не ходи туда! Не ходи! Там дерутся! Не ходи!». Ну, я вернулась к этой Ане [соседке]. Ох…

[Я]: Как Вы эвакуировались? Успели собрать вещи?

[A]: Поехала, в чем была. Квартиру отдала соседям – кому продашь? Они мне дали на дорогу денег. Я пошла, взяла билет на самолет, думала – на самолете улечу. Три тысячи тогда отдала. Пока собиралася – жалко ведь бросать всё. Насобирала на дорогу, кое-что отдала… Потом пошла, слышу, говорят: самолеты уже не ходят. Мне сказали идти билет сдать, мне деньги отдадут. Ну, я пошла, отдала деньги. А билет на поезд с рук взяла. Люди брали билетов много и продавали с рук. Вот я с рук взяла себе билет. А Аня-то раньше уехали. Вот.

Так наш поезд в поле стоял два дня! Там [люди] с камнями, с ножами бегали, поезд остановили. Стояли в поле…

[Я]: Как я понимаю, вас окружили?

[A]: Да, а дорогу взорвали за нами, когда поезд ушёл. Уже потом в газете писали.

[Я]: И что Вы делали в этом поезде два дня?

[A]: Я забралась на самый верх. Куртку себе купила на три тысячи, чтобы холодно не было ехать. Укрылась ей, а тут по вагону бегают люди-то. А я спрашиваю: «Что там?». «Лежи, – говорят. – Там с ножами бегают. В ресторане всё перевернули». А я укрылась, боялась. Даже не жравши ехала. Люди оттуда заикаясь приехали. Потом поезд пошел… всё утихло.

[Я]: Куда Вы поехали?

[A]: Сюда [в Новосибирскую область]. Зять устроился в колхоз… Новомихайловка. Он тракторист. Ему дали квартиру, земли. Потом мы оттуда ушли [из-за аллергии дочери]. Я устроилась на работу [в Новосибирске] и ушла от них. Еще до пенсии я два года работала на Инструментальном. Маляром тоже. Там нам не давали место. Мне сказали, что рядом есть еще общежитие. Вот мы и заселились сюда [в общежитие НГПУ], я дочку с собой забрала. Когда я была помоложе, и Аня – мы брали работу: мыли полы, дежурили. Вот так вот и жизнь прошла моя…

Дружба, которая родилась после интервью

Мы закончили на этом наш разговор с Анной Семёновной. Она прожила в третьем общежитии НГПУ двадцать лет! Все эти годы они с дочерью стояли в очереди на получение квартиры, то так ее и не обрели. На сегодняшний день у нее есть две внучки и четыре правнука. Они довольно часто навещают ее со своими родителями и горячо ее любят. Бабушку знают студенты третьего общежития и, что меня радует, они проявляют свою заботу об Анне Семёновне: ходят для нее в магазин, помогают убираться и готовить.

История незнакомого мне человека, как и сама бабушка, стала мне очень дорога.