Каждый человек в большей или меньшей степени хочет сохранить частицу памяти о своей семье, о близких родственниках. Зачастую наиболее теплые воспоминания об этих людях идут из нашего детства. Из времени, когда восприятие мира было совершенно другим, когда эти люди оказывали прямое влияние на нашу судьбу, воспитывая и открывая для нас новые границы жизни. Их рассказы и поступки оказывали на нас огромное влияние, формируя наше мышление и отношение к окружающему миру.

Для меня таким человеком всегда была моя бабушка Нина Николаевна Сомова. Ее детство не было простым. Родилась она в 1936 году и выросла в селе в Алтайском крае в тяжелое для страны время. Прошла через многие трудности жизни – голод, нищету, смерть родных людей, тяжелую работу... Прошла с достоинством, посвятив жизнь работе в больнице и своей семье, вырастив двух детей и двух внуков. Стала ветераном труда.

В мои детские годы, когда я уже проявлял интерес к истории, я расспрашивал бабушку о ее детстве. Описанный ею старый уклад жизни поверг маленького ребенка в шок и недоумение, закрепился в памяти навсегда. Так уж вышло, что позже я связал историю со своей профессиональной деятельностью, мой исследовательский интерес обратился к теме повседневной жизни в Сибири послевоенного периода. Со временем всё чаще всплывали в памяти воспоминания бабушки, и наконец я снова обратился к ней, дабы более подробно узнать о тех годах из уст современника.

При записи воспоминаний мною использовался метод дословной фиксации. Абзацы я постарался разбить на тематические блоки для лучшего восприятия текста читателями, но не злоупотреблял этим, сохранял целостность изначального текста.

Н. Н. Сомова в 1956 г.

Родное село и семья. «Родилась я в Алтайском крае, Кытмановский район, Цунгай. Село Цунгай. Колхоз наш был очень богатый, славился своими людьми. Колхоз имени Карла Маркса. Население было богатое, все старались для фронта. Маленькие ребятишки лето всё собирали колоски. Обязательно надо было сдать их в школу или там в конторы где-то...

Село немаленькое… Село такое было, как наш Таштагол, село большое было! Правление свое было, председатель колхоза был, и школа, и учителя, и магазины были – всё было! Видишь, этот колхоз… Он числился центром, наш колхоз, – центром. А рядом лежащие села, они тоже относились к нам! Поэтому село большое было. А что, допустим, там шесть километров – село, восемь километров – село. А числится всё это в нашем колхозе. Поэтому было народу много! Сельским хозяйством занимались, в основном сельским хозяйством! Ну, и скот держали, и лошади свои были. Всё было свое!

А потом уже стали появляться трактора. Начали пахать, сеять… То всё вручную было, а то уже начали… Помню, трактор первый появился, так все селом бежали, смотрели, как трактор идет. В году, наверно, 40-м… Ну, может, позже. Я помню, трактор первый появился – я еще маленькая была: лет шесть, семь, не помню!

В школу пошла в восемь лет, окончила семь классов в 56-м году. Ну, колхоз наш был очень богатый, и к нам очень много переселенцев прислали – немцев! Прямо целыми толпами привозили их, потому что жить нужно было, работать в колхозе много. Сильно много работы было, и работали они в колхозе.

Росли мы без отца: отец нас оставил! Когда!? Я не помню, а брат был еще маленький. Брата забрали в армию в 51-м году, поэтому из колхоза нас не выпускали! Паспортов даже не было, а без паспортов никуда не уедешь! А у нас у мамы был брат Иван Степанович. Он работал председателем сельского совета. Вот как-то так получилось, что он ей достал справку, что брата забрали в армию, а меня она собрала и увезла в Прокопьевск. Ну, вот так вот и прожили. 

Жили очень трудно. Всё было для фронта, всё – и яйца, и молоко, и масло – всё, всё собирали для фронта! И были большие налоги, очень большие! Даже нечем было платить. Мама всё время, каждую осень выращивала поросят или телят и отправлялась с ними на базар в Прокопьевск. Это почти триста километров идти пешком, а потом оттуда она принесет эти денежки, заплатит за этот налог, кое-что нам купит. Кое-что... Вот так вот и жили!»

Школьные воспоминания. «В школе мы учились все, вплоть с семи лет и до четырнадцати – все! Тогда же школа работала, как она была… Если нет учителей или нет учеников, то школа не работала, а когда школа стала работать, набирают учеников, то тут и семилетки, и восьмилетки, и даже двенадцатилетние, и даже четырнадцатилетние, и даже у нас одно время учились парни, которые в этот же год… забрали их в армию! Еще мы учились только в шестом или в седьмом классе – все в одном классе! Не делили! Вот такого, чтобы делить, не было! А вот уже когда война кончилась, тогда уже другое дело, а это было военное время. В военное время всем приходилось туго, всем. Все работали! Все, как могли, так и выживали. Но колхоз всё равно был богатый!

Школа не очень далеко была. Село-то было большое, и село-то было… наше, центральное село! А в наше центральное село собирались все с маленьких деревень. Все, все, все ученики собирались с маленьких деревень, и поэтому школа была нагружена. В школе и директор школы был, и классные руководители были, и школа была… Две школы было! Одна поменьше… Как, вроде, потом-то уже, после войны, понадобилось две школы! В первую школу ученики маленькие, а вторую надо было – большие ученики. Но занимались так же… и физкультурой, и историей, и все, все уроки вводились…

В школах не любят же этих, которые предают… Ну вот, я, помню, один раз про Витьку Полосухина что-то наплела… Не помню, что: списал или что-то. Но он был больше меня! Мне было лет восемь, а ему, наверно, тринадцать было. Ну, а росли все вместе… И Витя меня… (вот я как его запомнила, Витя Полосухин) как меня зашвырнул туда, в снег. Из школы шла, он меня в снег закинул! И думала, не выкарабкаюсь! Хорошо, что брат вытащил, защитил! А так бы, наверно, захлебнулась. С тех пор – хватит! Больше ни разу никому ни наврала, ни нажаловалась! 

После школы – на прополку! Пропалывали хлеб. Тогда же хлеб сеяли и пропалывали руками! И собирали колоски, и помогали родителям. У всех же был скот! Надо же было скотину… И пастухами работали – всяко было! Но жизнь прошла!

Мама у меня работала. Она работала и комбайнером: работала и убирала хлеб; и на косилке, на сенокосилке… Ну, когда сено ставить, значит, на сенокосилке работала, а когда хлеб убирать – она работала комбайнером. Так что всегда работы было до темной ночи: уходили в четыре часа и приходили темным-темно! Они и не видели нас, ребятишек-то. Поэтому мы сами по себе были. Ну, главное, гадостей никаких не делали. Воровства не было! Всё было в норме».

О ссыльных немцах и послевоенных репрессиях. «Немцев нам привезли – еще я в школе, наверно, не училась… Их привозили толпами, сильно помногу привозили; пленные – да, как пленные. С Волги или откуда-то их возили, целыми машинами! Жить им негде было… Они жили где попало, жили… Работали они! Их привозили, вот именно что, как рабочую силу. Разутые, раздетые, бедные – с ребятишками! Господи, Господи! Зимой, летом – всяко! Это вообще кошмар! Но они работали, они работали хорошо, они не сидели, они не отлынивали от работы. Всегда на первом месте работа. Сначала односельчане к ним относились плохо: что же, они приехали голые, их же надо было как-то кормить, как-то обеспечить маленько. А потом постепенно, постепенно… А немцы же трудолюбивые люди, они очень за работу хватались – им лишь бы работать надо было! Поэтому люди постепенно… Люди привыкли к ним и стали даже на руководящие работы… стали даже приглашать, их выбирать! Привозили их с ребятишками, ребятишки с нами в школу ходили! Но они не знали русский язык. Потихоньку начинали всё равно русский язык узнавать. Для них отдельных школ не было!

И их уже стали развозить назад. Это уже, наверно, в пятидесятых было. Некоторые оставались, некоторые уезжали. Некоторые приобрели уже здесь семью: приезжали же молодые, а долго же всё равно... Война шла, они же еще после войны сколько не имели права ехать… Поэтому семейные оставались, и до сих пор живут немцы. Много немцев в Алтайском крае! Поэтому, кто как приспособился… Кому есть куда было уезжать, уезжали, а кому некуда было уезжать, не уезжали. Так и оставались здесь. Здесь построили дома, здесь построили участки, всё!  И жизнь наладили по-своему, как хотели, так и наладили.

Война до нас не дошла! Всё равно близко было, но не дошла! Похоронки приходили – ну, всем! Отец на фронт не ушел. Он просто нас бросил, на фронт он не ушел. Он жил в другом селе! Из деревни по линии НКВД… в 46-м году много исчезло хороших людей. Забирали их, вот просто забирали, и они исчезали как враги народа. А на самом деле они были хорошими людьми. Просто ночью приезжали, увозили, и всё! И попробуй, докажи, кто и зачем его забрали. Уже как вроде бы перед концом войны начали выскабливать вот этих вот порядочных людей. Так я думаю! И в любое время могли не узнать, где люди. Исчез и всё человек, всё. Много пропало таких, умных!»

Переезд из села. «В 53-м году я уехала поступать в Прокопьевский медицинский техникум. С 53-го года по 56-й год училась в техникуме. В техникуме сложно было учиться! Тоже надо было оплачивать, надо было всё время… В общежитии тоже жила. Трудно было, очень трудно. Но надо было учиться, надо! Мама работала здесь на шахте уже, на Зенковской, а я в Прокопьевске. Я жила неделю там, а в субботу-воскресенье домой приезжала. Было очень трудно! На электричке, на автобусе можно было... Ну, а лето я всё работала в стройконторе. Ямки копали, доски там таскали – всё делали там такое, чтобы строителям помогать. Зиму я училась, а летом я работала!

Н. Н. Сомова в 1972 г.

Ну, а закончила я в 56-м году, дали направление мне сразу в Таштагол. И я вот до сих пор в Таштаголе живу. Никуда не собиралась уезжать. Таштагол – мой любимый город! В 99-м году ушла на пенсию. Я не сидела, потому что я еще была молодая, мне надо было работать! Я еще работала до 2005 года… Вот с 2005 года я уже не работаю. Занималась сельским хозяйством, растила внуков…

Ну, что еще сказать?!»