С Ново-Николаевском связаны судьбы многих интересных людей. О Владимире Львовиче Каменеве-Глебове многие знали только как о сыне старого большевика Льва Каменева. Но он и сам был очень интересным человеком с непростой судьбой.

«Сын за отца не отвечает», – изрек когда-то Иосиф Виссарионович Сталин. Но тысячи и тысячи детей были репрессированы в Советском Союзе в сталинский период вслед за родителями. Их вина состояла только в одном – они носили слишком известные фамилии. Судьба Владимира Каменева-Глебова – ещё одно тому подтверждение...

Начать всё равно придется с отца. Лев Каменев (Розенфельд) был одним из самых близких соратников Ленина. Потому ему и доверяли самые ответственные посты: он был председателем ВЦИКа в 1917-м, руководил Моссоветом в 1918-1926 гг., три года был заместителем председателя Совнаркома. Поскольку его взгляды расходились со взглядами Сталина, стал «оппозиционером», и когда его арестовали, работал директором Института мировой литературы Академии наук СССР. Расстрелян в 1936 году.

Несколько десятилетий Каменев считался врагом, антисоветчиком и т. д. и т. п. Его доброе имя было восстановлено только с началом перестройки. Сегодня о Каменеве немало написано, изданы и его работы.  

Как было заведено в 30-е, следом за одним человеком под вал репрессий попадала вся его семья. Была расстреляна первая жена Каменева, погибли и два его сына от этого брака. В 1937-м была расстреляна вторая жена Татьяна Ивановна Глебова-Каменева. Сыну Владимиру тогда было восемь лет... Вот как он сам вспоминал о том времени: «Я ощущаю себя где-то лет с пяти. Я уже помнил время, когда отец пошёл по тюрьмам. Отца взяли в декабре 1934-гo, а маму — в марте 1935-гo. Она никого не оговорила и была тверда до конца, несмотря на жестокие пытки».

Сын, ставший позже учёным, рассказывает об отце: «Отец искренне верил, что выход из тогдашнего российского тупика лежал на путях марксизма. В 18 лет он стал убежденным революционером. В своей жизни сидел одиннадцать раз: четыре раза при царе, однажды при Керенском, дважды в Англии, ещё один раз у белофиннов и три раза при Сталине; который, в конце концов, и убил его.

Отец был одним из создателей и руководителей нашего государства. Когда Ленина не было, то его замещал отец. Со Сталиным он сошёлся в ссылке 1912 года, и судя по всему он и тянул Сталина наверх. Кстати, знал грузинский язык, как родной.

Известно, что когда оппозиция была разгромлена, у Сталина состоялась беседа с отцом. Отец ответил ему, что признаёт победу Сталина, но не признает его право на извращение учения Ленина. Смерть отец принял мужественно».

Арестовали Каменева-отца сразу после того, как умер его друг Максим Горький. Горький был крестным Владимира Каменева-Глебова. И после того как были арестованы родители, несколько месяцев Владимир жил на даче у Горького.

Кстати, в ссылке в Минусинске Владимир Львович оказался, когда ему было… три года, а в шесть лет уж был в следующей ссылке – в Бийске. Когда мать арестовали, оказался сначала в Бийском детприемнике, а затем шесть лет скитался по разным детским домам Западной Сибири. Тогда и появилась у него другая фамилия. Об этом он рассказывал так: «Однажды в спецдетдоме меня вызвал какой-то дядя и сказал, что на тетрадках я теперь должен писать Каменев-Глебов. Через некоторое время опять вызывают и объясняют, что писать надо: Глебов-Каменев. Ну а потом Каменев исчез вообще... Или так было безопаснее, и администрация себя страховала или это делалось из жалости к нам, потому что понятно было, что означали в те годы эти слишком громкие фамилии».

В 1945-м срок ссылки окончился, и Владимир Каменев-Глебов поступил в Ленинградский университет на исторический факультет. Закончить его не удалось, потому что северная столица после «ленинградского дела» прочесывалась вдоль и поперек в поисках «нежелательных элементов». Взяли сразу после зимней сессии на пятом курсе... В 1950-м дали десять лет лагерей. Так он оказался в Волго-Донлаге, потом были Горьковский каторжный централ и Унжлаг.

Когда Владимира спрашивали, что он здесь делает, то ответ был такой: «Строю социализм». Работать в бухгалтерии Каменев-Глебов отказался, поскольку считал, что под дулом винтовки горбом работать можно, а вот головой нет. Претензий к Советской власти тоже не предъявлял: «Она при своём, и я при своём».

О том времени он не оставил воспоминаний. Как всегда поступил из принципа: «Не пишу потому, что не хочу быть среди пенкоснимателей». Вспоминал, что знаменитый Юлиан Семёнов в своих «Ненаписанных романах» ухитрился посадить его в тюрьму в возрасте четырех лет, а «Нью-йорк таймс» в пяти фразах сделала семь ошибок… А ведь ему было что вспомнить. Например, про «Союз студентов, офицеров и бандеровцев». Кто о таком слышал?

 А Владимир Львович рассказывал: «Мы, политические, решили держаться вместе против уголовников, и враг у нас был один – Сталин. С полицаями, конечно, ничего общего не было, но такой союз давал нам возможность быть независимыми от блатных постоять за себя. Дрались постоянно...». И характер из тех времен: «Я рос в спеццетдоме и твёрдо знал: сперва бей в морду, а потом спрашивай: Вася, ты со мной не согласен?». Освободили и реабилитировали в июне 1956-го.Университет закончил в числе пяти лучших на курсе. Собирался в аспирантуру, но «сказали, что партия, народ и лично Никита Сергеевич просят помочь…». Вот так и оказался в Западной Сибири, работал в сельских школах Тогучинского района. В 1963-м пришёл в НЭТИ и 31 год преподавал там философию.

Каменев-Глебов был одним из известных исследователей-славистов – его всегда интересовала история славян. Написал более полусотни работ по культурологии, философии, истории, печатался в периодике. Но многие будут его помнить как одного из тех людей, без которых не было бы кафедры истории мировой культуры в НЭТИ (теперь НГТУ). Специально, чтобы его послушать, пообщаться, многие ехали в НЭТИ...

Разумеется, когда появилось общество «Мемориал», он оказался в его рядах. А в 1989-м стал одним из инициаторов создания Новосибирского «Союза репрессированных». Каменев-Глебов и его соратники не митинговали и не занимались политикой. Как вспоминает один из его товарищей: «Нам надо было помогать людям юридическими консультациями, содействием по реабилитации, практическими делами. Это был тяжёлый груз. Невыносимо тяжело выслушивать новые трагические истории и пропускать через себя чужую боль, окунаться в беды людские. Каждый раз сердце кровью обливается. Но бросить эту работу нельзя. Не вправе».

Он ушел в марте 1994-го... Конечно, не успел рассказать очень многое. И хотя говорят, что история учит тому что она ничему не учит, есть вещи, которые стоит помнить. Я помню, как Владимир Львович рассказывал о своих любимых детских книгах: «Отец дал мне «Три толстяка». Спрашиваю его в полном восторге: «А что дальше?». Он отвечает: «А дальше в стране стал править продавец воздушных шаров. Он сумел всех убедить, что первым побывал за линией фронта (это, когда в торг попал), и тем самым обеспечил победу». О ком говорил отец, я понял, когда вырос»…

Но, похоже, до сих пор поняли это далеко не все...