Каждый труд благослови, удача!
Рыбаку – чтоб с рыбой невода,
Пахарю – чтоб плуг его и кляча
Доставали хлеба на года…

Сергей Есенин

На дворе 2017 год. Весна. Всё ближе долгожданное лето, а вместе с ним и пора каникул у школьников и студентов. Чем же заняться в эти тёплые, солнечные, беззаботные деньки? Кто-то поедет путешествовать, кто-то будет гулять, кутить и веселиться, ну а некоторые воспользуются этим временем, не загруженным лекциями, конспектами, уроками и экзаменами, для улучшения своего материального благосостояния, то есть устроятся на работу. В какую сферу пойдут эти ребята и девчата, куда приложат свои пытливые умы, а также молодые, сильные руки? Часть поедет в детские оздоровительные лагеря и будут осваивать прекрасную, весёлую и очень нужную профессию вожатого, другие, возможно, попадут на производство и получат дополнительные профессиональные навыки, но основная масса идёт в сферу услуг. Официанты, промоутеры, работники ресторанов быстрого обслуживания – такие профессии может предложить нашим молодым людям с горящими глазами и пылкими сердцами сегодняшнее государство и общество. Хорошо ли это? Раздумывая над этим вопросом, я неожиданно вспомнила об одном интервью, записанном на видео, которое я взяла у своей бабушки пять лет назад, просто так, для семейного архива. Представляю его вашему вниманию. Возможно, просмотрев его более внимательно, я найду ответ на интересующий меня вопрос…

Бабушка моя, Пелагея Васильевна Адодина, родилась, выросла и всю жизнь прожила в селе Никольск Шарыповского района Красноярского края. Это село живописно раскинулось на горе над рекой Урюп, которая является границей Красноярского края и Кемеровской области. Сейчас Никольск – это захудалая деревенька на 50 дворов, а когда-то оно было очень большим. Люди в нём жили, рождались и умирали, хозяйство крепло и расширялось. Причин для оттока молодёжи не было, так как были земля, работа, школа, клуб. Дети, подростки, взрослые, старики – все имели свои занятия и находили место «за деревенским тыном».

Бабушка родилась в 1932 году в обычной многодетной крестьянской семье. Делится воспоминаниями о жизни во время войны (ей тогда было восемь лет). Вспоминает о том, как в хлеб добавляли лебеду, поздней осенью вырубали топорами свёклу из промёрзшей земли и варили из неё клейкое месиво, ели его, запивая молоком от коровы-кормилицы. Самым ярким детским воспоминанием называет празднование Нового года в 1942 году, когда колхозники нарядили ёлку старыми вещами и разноцветными тряпочками, накрутили фарша, налепили пельменей, сварили их и накормили детей досыта. «Вкус и аромат тех сочных и обжигающих пельменей с золотистыми капельками масла я помню до сих пор», – говорит бабушка.

Война отгремела, пришло пьянящее чувство гордости за победу, вернулись родные с фронта, но жизнь оставалась тяжёлой и трудной даже для ребёнка. В стране была разруха, разрушенные города требовали продовольствия и брали из деревни максимальное количество произведённых продуктов, оставляя колхозникам лишь крохи. Но, как рассказывает бабушка, обиды не было. Все понимали, для чего нужен хлеб, куда сдают молоко и мясо, что всё это для них – для строителей и восстановителей Сталинграда, Ленинграда, Киева…  Каждый житель Сибири знал, что его труд очень важен и нужен в это страдное время.

Бабушкин отец Василий Силантьевич был отличным пимокатом, поэтому помимо работы в колхозе подрабатывал ещё и своим умением, обеспечивая «пимишками» жителей Никольска и близлежащих деревень. Но даже это не спасло детей от необходимости работать. Подрабатывать бабушка начала в 14 лет во время школьных каникул. Её работа называлась «сборщица». Работа заключалась в том, что она объезжала на телеге деревенские дворы и собирала продовольствие для работников на пашне. Каждая хозяйка собирала своему работнику бутылку молока и узелок с хлебом, огурцами и другой незамысловатой снедью. За эту работу она получала один трудодень, а в конце года за все трудодни, которые заработали все члены семьи, отец получал зерно.

Дети пытались оказать посильную помощь своим родителям и не гнушались любой, даже самой неинтересной и грязной работы. После окончания школы Пелагея уже могла работать в полную силу. Эту часть нашего разговора я приведу дословно, дабы по возможности более достоверно передать наш разговор.

– Расскажи, бабушка, а после школы ты где работала?

– В бригаде работала, всякие работы переделала. 17 лет тогда мне было, куда пошлют, там и работала. По сено ездили на лошадях. Я не умела воза класть, а мне тетка Апросинья Шиглова говорила: «Учись, Поля, учись, научишься». На сушилке работала, «Клейтон» крутила (сушилку).

– А что сушили?

– Зерно сушили. У нас сушилка с бункером была, а ещё и ручная была. Длинную круглую трубу сделали, туда насыпют зерна, и печку топишь, и крутишь сушилку. Зерно и сушится. Всякие работы делали. И по «чищу» ездили.

– Что это такое?

– На вилы да на грабли ручки деревянные. Нарубим их, привезём, очистим. И угли возила тоже на коне. На шахту поедем, нагрузют одну бадью или две, и везёшь.

– Куда возили?

– По домам развозили, кто закажет.

– А они вам деньги за это, правильно?

– Нет, деньги они другому человеку платили, а я за палочку (трудодень) работала.  В колхозе за трудодни работали.

– Расскажи, пожалуйста, про эту систему оплаты, а то я про неё ничего не знаю.

– Ну, ты один день отрабатываешь, тебе один трудодень засчитывают, одну палочку ставят, ну а где и две поставют. (Смеётся.) А на эти трудодни потом зерно давали. Трудно было. На сушилке мы ещё зерно лопатили. Потом я коней погоняла, которые масло били. У нас в колхозе маслобойка была.

– Коней гоняют по кругу, а они масло сбивают, правильно я понимаю?

– Да, там приспособление специальное было. Коней привязывали, они по кругу ходили, и лопасти крутились, масло сбивали.

– И куда потом это масло?

– Для колхозников его делали, на трудодни давали, и продавал колхоз его тоже.

– А деньги вы откуда брали?

– Так без денег мы жили. Денег не было у нас. Это потом-то уже деньги стали платить, когда в совхоз перешли. Колхозы соединили, значит, «Ворошиловский» был колхоз и «Партизанский». Мы в «Партизанском»…

– А где «Ворошиловский» был?

– А тут же, в деревне.

– То есть два колхоза было?

– Да, одна часть деревни была ворошиловская, дед мой (муж) в «Ворошиловском» был, а я-то в «Партизанском». Как в кино «Кубанские казаки», помнишь? Не любили, когда из одного колхоза в другой переходишь. А потом, когда соединили в 57-ом году, стал один совхоз «Ворошиловский». Ну, и тогда стали деньги давать. Хотя и не нужны нам были эти деньги. Снедь своя была, одежду шили из льна и конопли. Это когда хозяйство запрещали своё держать, тогда и деньги нужны стали…

Трудовой путь бабушки продолжался до пенсии уже в должности доярки. Летом в 5 утра машина собирала доярок и увозила их на утреннюю дойку. Возвращались к 8 часам, и начиналась забота о хозяйстве. Прополка огорода, приготовление еды семье и скотине (да-да, свиньям тоже варят, то кашу, то картошку), уборка в загонах и пригонах, а в 16 часов снова на вечернюю дойку, и до 19. А дома уж корова из стада пришла, вымя полное, молоко тонкими белыми струями звенит о дно подойника. Дальше молоко прибрать надо, процедить да в погреб спустить. Скотину напоить, домочадцев накормить да спать уложить, а после и самой можно голову приклонить. Так и летит жизнь, сменяются лето, осень, за ней зима, потом весна и так далее.

Поговорила тогда я с бабушкой и забыла. А разговор-то получился очень полезным. Не знаю, осознавала она, будучи подростком, что делает что-то большее, чем помогает своей семье, или обдумала это уже позже, но она всегда подчёркивала, что было ощущение причастности к чему-то большому и грандиозному. Когда объявляли по радио о достижениях Советского Союза, чувствовала, что и она приложила к этому руку, не было у неё ощущения бесполезности своего труда, стыда за то место, где работала. Было стыдно лишь в том случае, если дело своё выполнила недобросовестно. Она до сих пор такая работящая, в квартире чисто и опрятно, на столе блинчики и оладушки, хотя ей уже почти 85 лет.

Конечно, будучи ещё девчонками, бегали на танцы под гармошку, влюблялись, дружили, но не забывали о том, что у человека должно быть дело. Должно быть что-то такое, что позволяет почувствовать себя полезным и нужным не только родным и близким, но и другим людям тоже. Благодаря этому чувству люди совершают великие дела. Пусть не все и не всегда, но большие дела складываются из многих миллионов обычных, ничем не примечательных дел лишь с этим чувством сопричастности. На мой взгляд, невозможно, думая только о себе, о сиюминутных радостях, изобрести ракетный двигатель или лекарство от неизлечимой болезни. Для этого у человека должна быть мечта и ощущение себя как частички чего-то большого, ладно и продуктивно работающего.

А есть ли это ощущение у молодого человека в наши дни? Кто является героем нашего времени? Все ли винтики в механизме нашей большой и необъятной Родины работают как одно целое? Конечно, нет – скажете вы. Так может, в этом кроется секрет того, что за последние 30–40 лет мы забыли, что такое БАМ, Днепрогэс, Магнитка? Сидим по своим норкам и делаем свою маленькую, но никому не нужную работку. Когда я вижу молодых людей, стоящих за барной стойкой или раздающих рекламные листовки на остановках, мне понятно, что ребята зарабатывают деньги. Но заняты ли они делом? Тем делом, которое будоражит кровь, ради успеха которого хочется встать пораньше или посидеть подольше, скажем, заполночь? Получат ли они моральное удовлетворение от своей работы? И я отвечаю себе – нет. И в этом виноваты мы с вами, взрослые, которые организовали для них такое будущее.

А радует меня лишь одно. При взгляде на этих ребят я понимаю: пройдут года, и те трудолюбивые мальчики и девочки, которые свои каникулы тратили не на развлечения, станут взрослыми. И, возможно, именно они вернут нашему обществу то ощущение целостности и взаимосвязи, которое отсутствует сейчас. Я в это искренне верю.