«Забвению не подлежит». Так звучит одна из тем итогового декабрьского сочинения для учащихся 11 классов. Кого из наших выпускников взволнует эта тема? О чём они станут писать? Что хранит память детского сердца? Всегда ли хорошо для человека умение забывать? И что забыть нельзя? Когда забвение становится предательством? Эти вопросы всегда актуальны, потому что в истории нашей страны очень много событий, память о которых не имеет срока давности, особенно если речь идёт о страницах Великой Отечественной войны. Вот почему каждый год в нашей гимназии в начале мая проходят уроки Памяти, сценарии к которым создаются на основе большой подготовительной работы. Так, один из дней пребывания наших гимназистов в Санкт-Петербурге был полностью посвящён истории блокадного Ленинграда. Многое из услышанного и увиденного нами на экскурсиях того дня легло в основу сценария, который я хочу представить коллегам. Данный материал можно использовать как на уроке, так и во внеурочной деятельности.

Я ГОВОРЮ С ТОБОЙ ИЗ ЛЕНИНГРАДА

Цели проведения мероприятия:

– Противодействие попыткам дискредитации страниц нашей истории, страниц Великой Отечественной войны, проявлениям экстремизма в молодежной среде.

– Развитие общечеловеческих ценностей: добра, милосердия, сострадания, любви к дому, своей земле, ближнему.

Звучит музыка Альбиони. Загорается экран. На кадрах видеофильма ученики нашей гимназии возлагают цветы на Пискаревском кладбище.

Ведущий

Вечный огонь. Вечный факел Пискаревского кладбища. Он зажжен в память не только тех, кто лежит вокруг него, - он зажжен в память всех ленинградцев, погибших на войне.

На экране появляются кадры видеохроники военных лет

Ведущий

Сестра моя, товарищ, друг и брат,

Ведь это мы, крещённые блокадой!

Нас вместе называют – Ленинград,

И шар земной гордится Ленинградом. (Ольга Берггольц. НАСТАНЕТ ДЕНЬ...из поэмы «Февральский дневник»)

Когда замкнулось блокадное кольцо, в Ленинграде оставалось помимо взрослого населения 400 тысяч детей – от младенцев до школьников и подростков.

За свой недолгий путь земной

Узнал малыш из Ленинграда

Разрывы бомб, сирены вой

И слово страшное – блокада.

Блокада! Блокада! Блокада!

Погасли огни Ленинграда.

В снегу от взрывов воронки

Чернеют как стаи вороньи.

Блокада. Блокада. Блокада.

У Нарвских ворот баррикада.

На фронт уходящие танки.

И с гробиком детские санки.

Блокада. Блокада. Блокада.

И голод. И ноги, как вата.

И смерть каждый день на пороге,

А в школе сегодня уроки.

Уроки с тетрадками, с мелом,

Уроки под страшным обстрелом.

Уроки, как вызов блокаде.

И выстрел… (звук выстрела)

И кровь на тетради.

Елена Коковкина

Входят дети, садятся за «парты», начинается урок памяти

Несмотря на суровую обстановку было принято решение продолжать обучение детей. В осажденном городе работали 38 школ. Если во время урока раздавался вой сирены, возвещавшей об очередной бомбежке, ученики спускались в бомбоубежище, где занятия продолжались. Учителя имели два плана уроков на день: один для работы в нормальных условиях, другой – на случай артобстрела или бомбежки.

Учиться в жестоких условиях зимы стало подвигом. Учителя и ученики сами добывали топливо, возили на санках воду, следили за чистотой в школе. В школах стало необычайно тихо, дети перестали бегать и шуметь на переменах, их бледные и изможденные лица говорили о тяжких страданиях. Урок продолжался 20-25 мин.: больше не выдерживали ни учителя, ни школьники. Записей не вели, так как в неотапливаемых классах мерзли не только худые детские ручонки, но и замерзали чернила. Рассказывая об этом времени, ученики 7-го класса 148-й школы писали в своем коллективном дневнике:

«Температура 2-3 градуса ниже нуля. Тусклый зимний свет робко пробивается сквозь единственное небольшое стекло в единственном окне. Ученики жмутся к раскрытой дверке печурки, ежатся от холода, который резкой морозной струей рвется из-под щелей дверей, пробегает по всему телу. Настойчивый и злой ветер гонит дым обратно: с улицы через примитивный дымоход прямо в комнату… Глаза слезятся, читать тяжело, а писать совершенно невозможно. Мы сидим в пальто, в галошах, в перчатках и даже в головных уборах…» Учеников, продолжавших заниматься в суровую зиму 1941-1942 г., с уважением называли «зимовщиками».

Пытал нас враг железом и огнем...

«Ты сдашься, струсишь, — бомбы нам кричали, —

Забьешься в землю, упадешь ничком.

Дрожа, запросят плена, как пощады,

Не только люди — камни Ленинграда!»

(Ю. Воронов)

Но гитлеровцы просчитались. Ни жестокие бомбардировки с воздуха, ни артиллерийские обстрелы, ни постоянная угроза смерти от голода не сломили духа ленинградцев.

Мы знаем, что ныне лежит на весах

И что совершается ныне.

Час мужества пробил на наших часах,

И мужество нас не покинет.

(Анна Ахматова «Мужество»)

И та, что сегодня прощается с милым,

Пусть боль свою в силу она переплавит.

Мы детям клянемся, клянемся могилам,

Что нас покориться никто не заставит.

(Анна Ахматова)

Стук метронома

2 юноша

 В отношении питания совсем плохо в городе. Это очень сказывается на психике людей. Сам же город приобрел какую-то неестественную пустынность, омертвелость. Идешь по улице и видишь картину: идет народ, поклажа, исключительно, либо вязанка, либо кастрюлечка с бурдой из столовой. Трамваи не ходят, машин мало… Дым идет только из форточек жилых квартир, куда выведены трубы «буржуек», да и то не у всех. У многих за неимением дров нет возможности топить времянку. Очень большая смертность.

3 юноша

Люди здесь умирают прямо на улицах. Идет, идет человек, упадет… и умрет. Долго лежит на тротуаре, пока кто-нибудь не похоронит

1 девушка

Умирают сначала мужчины. Люди здесь превратились в стариков…

3 девушка

Съели всех кошек, собак…

4 девушка

Едим столярный клей. Ничего. Схватывает иногда нервная судорога от отвращения, но я думаю, что это от излишнего воображения. Он, этот студень, не противный, если положить в него корицу или лавровый лист. Едим рыбий клей или варим щи из лечебной беломорской капусты. Знаешь, советский человек, даже в страшных условиях блокады, находит силы бороться со всеми невзгодами. Его бесстрашие, отвага, способность к сопротивлению – поразительны.

4 юноша

Зашел я в церковь. Бывший военный собор гвардии Преображенского полка. Мерцают свечи. Холодно. Перед иконой Скорбящей – молебен. Высокий, широкоплечий дьякон хриплым простуженным басом читает записки «о здравии»:

– Воина Иоанна, воина Василия, воина Серафима, воина Петра, воина Александра...

И вдруг споткнулся:

– Воина... Веры.

Гляжу искоса на его изнуренное, посиневшее от холода лицо. По впалым, осунувшимся щекам текут слезы. У выхода спрашиваю какую-то старушку:

– Чего это он плачет? Что – добрый такой?

– А у него, милый человек, сын на Карельском фронте. Воин Кистинтин. Пулеметчик.

5 юноша

Ленинградцы не выключают радио ни днем, ни ночью. Из-за недостатка электроэнергии оно не говорит, а шепчет. Но даже если стучит метроном – и то легче. Это значит, что город жив, сердце его бьется.

6 юноша

Да, мы в кольце,

А тут еще мороз свирепствует, невиданный дотоле

Торпедный катер стынет на приколе,

Автобус в ледяную корку врос;

За неименьем тока нет трамваев

Все тихо. Город стал неузнаваем

5 девушка

Как тягостно и, главное, как скоро теперь стареют лица!

Их черты доведены до птичьей остроты

Как бы рукой зловещего гримера:

Подбавил пепла, подмешал свинца –

И человек похож на мертвеца

3 юноша

У женщин начинается отек, они все зябнут (это не от стужи)

Крест-накрест на груди у них все туже когда-то белый вязаный платок

Не веришь: неужели эта грудь

Могла дитя вскормить когда-нибудь

1 юноша

У нас сейчас теперь одно лишь чувство – месть

Но мы иначе понимаем это;

Мы отошли от Ветхого Завета,

Где смерть за смерть.  Нам даже трудно счесть…

С лица земли их будет сотни стертых

Врагов – за каждого из наших мертвых

6 юноша

Мы отомстим за все: за город наш,

Великое творение Петрово,

За жителей, оставшихся без крова,

За мертвый, как гробница, Эрмитаж,

За виселицы в парке над водой,

Где стал поэтом Пушкин молодой

2 юноша

За гибель петергофского «Самсона»

За бомбы в Ботаническом саду,

Где тропики дышали полусонно

(Теперь они дрожат на холоду)

За все, что накопил разумный труд,

Что Гитлер превращает в груды груд

2 девушка

Мы отомстим за юных и за старых:

За стариков, согнувшихся дугой,

За детский гробик, махонький такой,

Не более скрипичного футляра.

Под выстрелами в снеговую муть

На саночках он совершил свой путь.

Вера Инбер

Демонстрируются видеокадры блокадного Ленинграда

Я говорю с тобой под свист снарядов,

Угрюмым заревом озарена.

Я говорю с тобой из Ленинграда,

Страна моя, печальная страна.

Над Ленинградом – смертная угроза…

Бессонны ночи, тяжек день любой.

Но мы забыли, что такое слёзы,

Что называлось страхом и мольбой.

Я говорю: нас, граждан Ленинграда,

Не поколеблет грохот канонад,

И если завтра будут баррикады, –

Мы не покинем наших баррикад.

(Ольга Бергольц)

Ольга Бергольц! Она стала живой легендой, символом стойкости, и её голос был для ленинградцев воздухом мужества и уверенности, мостом, перекинутым через мертвую зону окружения, – он помогал соединять пространства и души. Опыт всеобщей трагедии заставлял находить безошибочно точные слова – слова, равные по своей необходимости пайке блокадного хлеба. Они не утоляли голод, но они были спасением.

Звук метронома.

Сейчас вы слышите стук метронома. По Ленинградскому радио транслировали его равномерные, четкие удары. Этот звук напоминал биение сердца великого города, успокаивал и внушал уверенность – если звучит радио, значит, город живет и борется.

Фашистские бомбардировщики днем и ночью бомбили город. До сегодняшнего дня в Ленинграде на зданиях сохранились щиты с текстом: «Эта сторона улицы наиболее опасна при обстреле».

(Из воспоминаний жителей блокадного Ленинграда: Людмила Ивановна Седачева)

Немцы бомбили и обстреливали город ежедневно, до бомбоубежища идти далеко, а впереди и позади дома – окопы, в них находились солдаты. Как только раздавался рев авиационных моторов, мы мчались к солдатам в окопы. Они, конечно, ругали нас, но чаще жалели. Помню, молодой боец, белобрысый такой, укрывая меня и сестренку плащ-палаткой, улыбался и приговаривал: «Ну что, курносые, страшно? Быстрей! Быстрей в домик! А то Змей Горыныч слопает».

В конце ноября 41 года ударили морозы (в ночь на 31 декабря было зафиксировано около 52 градусов ниже нуля). Замерзли водохранилища, подошло к концу топливо. В каждом доме были установлены печки-буржуйки. Ленинградцы жгли мебель, паркет, книги. За водой ходили на набережные Невы, делали прорубь и набирали воду под обстрелами.

Я в гору саночки толкаю.

Ещё немного – и конец.

Вода, в дороге замерзая,

Тяжёлой стала, как свинец.

Как хорошо, что ты замёрзла,

Святая невская вода!

Когда я поскользнусь под горкой,

На той тропинке ледяной,

Ты не прольёшься из ведёрка,

Я привезу тебя домой.

(Варвара Вольтман-Спасская «По воду»)

Весной 1942 года в опустевшие, обезлюдевшие цеха предприятий пришли тысячи детей и подростков. В 12-15 лет они становились станочниками и сборщиками, выпускали автоматы и пулеметы, артиллерийские и реактивные снаряды. Чтобы они могли работать за станками и сборочными верстаками, для них изготовляли деревянные подставки. Когда в канун прорыва блокады на предприятия стали приезжать делегации из фронтовых частей, бывалые солдаты глотали слезы, глядя на плакатики над рабочими местами мальчишек и девчонок. Детскими руками там было написано: «Не уйду, пока не выполню норму!» Город не просто жил, он давал фронту танки и самолеты.

Александр Фадеев в путевых заметках «В дни блокады» писал: «Дети школьного возраста могут гордиться тем, что они отстояли Ленинград вместе со своими отцами, матерями, старшими братьями и сестрами. Они потушили десятки тысяч зажигалок, сброшенных с самолетов, они потушили не один пожар в городе, они дежурили морозными ночами на вышках, они носили воду из проруби на Неве, стояли в очередях за хлебом, чинили белье для раненых и выступали перед ними в госпиталях.

И они были равными в том поединке благородства, когда старшие старались незаметно отдать свою долю младшим, а младшие делали то же самое по отношению к старшим.   Они были такими же блокадниками, как взрослые». И погибали так же.

Исполняется песня «Ленинградские мальчишки»

С каждым днем таяли запасы продовольствия. Хлеб был почти единственным питанием ленинградцев. Рабочий получал 250 граммов, а служащие и дети – по 125. Хлеб на 40 % состоял из солода, овса и шелухи, а позже целлюлозы (в разное время от 20 до 50 %) Начались цинга, дистрофия и голод.

Вместо супа — бурда из столярного клея,

Вместо чая — заварка сосновой хвои.

Это б всё ничего, только руки немеют,

Только ноги становятся вдруг не твои.

(Ю. Воронов «Сотый день или о героическом труде»)

Зимой для воды растапливали снег. Варили суп из горчицы, перца и соли. Весной в парке щипали траву, собирали корешки, потом выручала лебеда. Этим и кормились. …Еще помню, я ходила по улицам и в каждом камушке видела хлеб, поднесу ко рту – камень…

(Из воспоминаний жителей блокадного Ленинграда: Юлия Владиславовна Полховская)

…Когда появилась первая травка, мы выпалывали её всю подряд и ели с солью. Когда во дворе травы не осталось, нас выводили на улицы и там мы не гуляли и не играли, а сидели на корточках, как старички, и щипали травку, щипали и ели, ели. Я держалась какой-то силой (видимо, молитвами мамы), но ноги были опухшие. Помню, я увидела на дороге нарисованные классики, подняла ногу и хотела подпрыгнуть, но, увы! ноги не слушались, я расплакалась в ужасе, что я никогда не смогу прыгать. (Зоя Смирнова-Торопова)

Дома – без света м тепла,

И без конца пожары рядом.

Враг зажигалками дотла

Спалил Бадаевские склады.

И мы Бадаевской землёй

Теперь сластим пустую воду.

Земля с золой, земля с золой –

Наследье прожитого года.

Блокадным бедам нет границ:

Мы глохнем под снарядным гулом,

От наших довоенных лиц

Остались лишь глаза и скулы.

(Ю. Воронов)

Сколько стоит фунт лиха?

Столько, сколько фунт хлеба,

Если голод бродит тихо,

Сзади, спереди, справа, слева.

Ели стебли, грызли корни,

Были рады крапиве с калиной.

Кони, славные наши кони,

Нам казались ходячей кониной.

(Б.А.Слуцкий)

Я - хлеб. У меня есть душа.

Я - хлеб. И мне больно бывает.

Я - ломтик, прозрачен и тонок.

И держит меня на ладони, как лист,

Голодный блокадный ребенок.

Я - хлеб. У меня есть душа.

Хотя я тонюсенький ломтик,

Ко мне приближается еле дыша

Голодный ребяческий ротик.

Большие глаза. Цвет лица восковой.

С трудом поднимает ручонку.

Я - хлеб. И пока я живой,

Не дам умереть я ребенку!

Февраль, какая длинная зима,

Как время медленно крадётся!..

В ночи ни люди, ни дома

Не знают, кто из них проснётся.

И поутру, когда ветра

Метелью застилают небо,

Опять короче, чем вчера,

Людская очередь за хлебом.

В нас голод убивает страх.

Но он же убивает силы...

На Пискарёвских пустырях

Всё шире братские могилы.

Разыгрывается сценка. На сцене девушки- комсомольцы. Одна из них печатает…

1. Число жертв голода стремительно растет – каждый день в Ленинграде умирает более 4000 человек, что в сто раз превышает показатели смертности в мирное время. Были дни, когда умирало 6-7 тысяч человек (только в декабре умерло 52881 человек, потери же за январь-февраль – 199187 человек).

2. Сегодня всем комсомольцам нужно обойти ближайшие кварталы и вынести из квартир мертвых. Всех живых детей собрать в штабе. Ночью по дороге жизни пойдут грузовики. Мы должны спасти детей.

Тёмная комната…Опираясь на стену, еле - еле идет девочка, её находят вышедшие на дежурство комсомольцы

Ломтик лежал на Таниной ладони. Не просто хлеб – блокадный паек. И Таня начала отщипывать и есть, как никто из вас, слава Богу, никогда не ел хлеб.

Она повернулась к нам и преподала жестокий блокадный урок.

– Вы знаете, как едят блокадный хлеб? Нет? Я раньше тоже не знала... Я научу вас. Надо положить пайку на ладонь и отломить крохотный кусочек. И долго-долго жевать его, глядя на оставшийся хлеб. И снова отломить. И снова жевать. Надо как можно дольше есть этот крохотный кусочек. А когда весь хлеб будет съеден, подушечками пальцев соберите на середину ладони крошки и прильните к ним губами, словно хотите поцеловать их... Чтобы ни одна крошечка не пропала.., ни одна крошечка. А куропатка съедает в день всего 22 грамма. Счастливая…

Таня замерла, разглядывая пустую ладошку, словно пытливо проверяла: не осталось ли крошечки. А потом, как бы не своим, неживым голосом прочла новую строку из страшного дневника: «Дядя Вася умер 13 апреля в 2 часа ночи 1942 года... Дядя Леша 10 мая в 4 часа дня 1942 года...»

«Мама умерла 13 мая в 7 часов утра 1942 года... Савичевы умерли...

Умерли все... Осталась одна Таня...»   (Юрий Яковлев. «Страсти по четырем девочкам)

Звучит «Реквием» Моцарта.

Демонстрируются кадры видеофильма о блокадном Ленинграде

Когда началась эвакуация детей, девочку удалось вывезти по Дороге Жизни на «Большую землю». Врачи боролись за её жизнь, но медицинская помощь пришла слишком поздно. Таня Савичева умерла от истощения и болезни.

Зимой единственной транспортной магистралью, связывающий город с Большой землей, стала «ДОРОГА ЖИЗНИ», проложенная по льду Ладожского озера.

Дорогой жизни» шел к нам хлеб,

Дорогой дружбы многих к многим.

Еще не знают на земле

Страшней и радостней дороги.

(О. Берггольц «Лениградская поэма»)

С Большой земли в осажденный город доставляли продукты и топливо, а обратно вывозили раненых, больных, детей. Каждая четвертая машина не вернулась из рейса… Всего от голода, болезней, бомбежек погибло около 1 млн. ленинградцев.

А город продолжал жить. Жить и бороться. Выходили газеты, издавались книги, по радио звучали музыка и стихи, выступали писатели, ученые, деятели культуры.

До войны ансамбль Ленинградского Дворца пионеров был одним из самых популярных и любимых коллективов города. Он создавался в тридцать восьмом замечательным композитором Исааком Дунаевским. Танцевальной студией руководил Аркадий Обрант Весной сорок первого около трёхсот мальчишек и девчонок из студии готовились к участию в Физкультурном параде в Москве. Очередная репетиция была запланирована на 22 июня.

Аркадий Ефимович ушёл на фронт ополченцем, командовал взводом лыжников, сражаясь на южных подступах к Ленинграду.

Демонстрируются кадры из фильма «Мы смерти смотрели в лицо»

Аркадий Ефимович нашел оставшихся в живых бывших питомцев, нашел очень ослабленными.  Они еле двигались. Еле ворочали языком. Один из них уже не мог ходить. В таком состоянии он довез их до места расположения 55 армии. Первые репетиции были мучительными…

Демонстрируются кадры из фильма «Мы смерти смотрели в лицо»

Ученики Аркадия Обранта составили небывалый творческий коллектив - детский военный танцевальный ансамбль. Ребята дали на фронте 3000 концертов. Танцевали в палатках медсанбатов. Не раз случалось, что танцы прерывались, и артисты помогали переносить и перевязывать раненых. Иногда танцевали даже без музыки – на самых передовых участках фронта. Танцевали и на платформе бронепоезда. Их репертуар был широк: «Танец татарских мальчиков», «Тачанка», «Яблочко»…

Исполняется танец

В осажденном холодном Ленинграде, на голодном пайке, Дмитрий Шостакович создал бессмертную Седьмую симфонию, назвав ее Ленинградской. 9 августа 1942 года Большой зал Ленинградской филармонии не вместил всех желающих послушать это великое произведение.

Отрывок из 7 симфонии Д. Шостаковича («Ленинградской») Кадры видеофильма

Поэт Николай Тихонов записал в своем дневнике: «...Симфонию Шостаковича... с трепетом и восторгом исполняли ленинградские музыканты …Ее играли не так, может быть, грандиозно, как в Москве или Нью-Йорке, но в ленинградском исполнении было свое – ленинградское, то, что сливало музыкальную бурю с боевой бурей, носящейся над городом. Она родилась в этом городе, и, может быть, только в нем она и могла родиться. В этом ее особая сила».

Звучит музыка Альбиони. Загорается экран. На кадрах видеофильма ученики нашей гимназии возлагают цветы на Пискаревском кладбище.

Сегодня я в море людском,

Иду Пискаревкою снова,

Где Вечная Скорбь

Торжественна так и сурова.

И горе, и гнев…

Мне с ними вовек не расстаться!

Шепчу, побледнев:

«Простите меня, ленинградцы...»

О. Чупрова «Прости, Ленинград...»

МИНУТА МОЛЧАНИЯ

На фоне заключительной песни кадры видеофильма (современный Ленинград, памятники защитникам города…)