Опубликовано: Буньков А. В. «Ученик должен быть собеседником…»: Н. Е. Демченко о студенческих годах на литфаке Новосибирского пединститута (1952–1956) // Образование в истории, история в образовании: материалы Всерос. (с междунар. участием) науч.-практ. конф. «Интеграция исторического и образовательного пространства», посвящ. 50-летию М. Ю. Брандта. Новосибирск: НГПУ, 2011. С. 378–385.

Моя бабушка Демченко Нина Ефимовна (1933–2010) работала учителем русского языка и литературы, директором и завучем школы. С 1967 г. проживала в с. Безменово Черепановского района Новосибирской области. Она была умным, интересным и веселым человеком, далеким от типа «деревенской бабушки». Много читала, интересовалась историей и философией, писала стихи, занималась генеалогией и при этом была молода душой. Особенно её любили и боготворили ученики.

При жизни Нине Ефимовне была присуща скрытность, это связано с сильными душевными переживаниями, которые ей пришлось испытать. Делилась лишь приятными и радостными мгновениями своей жизни, умалчивая о горьких и неприятных моментах. Не любила, когда лезут в душу, и сама никогда этого не делала.

В связи с этим шансы на появление бабушкиных мемуаров были невелики. Эти воспоминания никогда бы не появились, если бы не наш преподаватель, профессор В.А. Зверев, который дал нам задание: записать воспоминания родственников или знакомых «о жизни в старое время». За это я и вся наша семья очень благодарны Владимиру Александровичу. Именно с его помощью я смог уговорить бабушку написать воспоминания, ставшие бесценным достоянием семьи, нашей коллективной памятью. Я настоятельно просил бабушку написать воспоминания, так как этого требуют обстоятельства. Ей пришлось уступить. Указав срок, до которого нужно успеть с мемуарами, я отправился в город на учебу.

Писала она собственноручно в школьной тетради, испытывая при этом сильные эмоции: в какие-то моменты плакала, другие эпизоды вызывали радость. Навещая бабушку, я замечал: она заметно преобразилась, к ней вернулась «искра божья», она записывала в день по 5–10 абзацев (больше не удавалось – у Нины Ефимовны было слабое зрение). Если вначале идея писать мемуары ей не очень нравилась, то ближе к середине работы появился интерес, бабушка была рада новому занятию. Так разошлась, что мы стали не вписываться в срок сдачи. Однако мемуары появились вовремя: через два с половиной месяца после завершения этой работы бабушки не стало.

В бабушкином тексте три основные части: воспоминания о детских и школьных годах; рассказ о студенческой юности; повествование о своей педагогической деятельности. Здесь публикуется только один фрагмент воспоминаний – об учебе на литфаке Новосибирского государственного педагогического института, куда мемуаристка поступила в 1952 г., приехав в Новосибирск из пос. Посевная Черепановского района.

Александр Буньков

 […]

Итак, я поехала в Новосибирск сдавать [вступительные] экзамены. Филиал пединститута находился на ул. Кубановская, на втором этаже школы. Там [для абитуриентов] приготовили комнаты, кровати, постель. Комнаты большие – это были учебные аудитории. Библиотека филиала работала, мы могли заниматься там. Сдавали мы литературу (сочинение), литературу устно, географию, историю, иностранный  язык. Когда я спросила, как мне быть, ведь я не изучала ин[остранного] яз[ыка], в аттестате у меня прочерк, мне ответили, что экзамен я обязана сдавать, а что я его не изучала – это не их дело. Меня это не остановило, я сдала все экзамены хорошо.

Немецкий язык я поучила на чердаке, научилась подстрочному переводу, кое-что выучила и, нацепив нахальный вид, пошла сдавать экзамен самой последней. На столе лежал словарь. С текстом я справилась (он был о Суворове), с грамматикой вышло хуже, но экзамены принимала пожилая очень уставшая женщина, она прослушала мой перевод и спросила, где я изучала нем[ецкий] яз[ык]. Я ей всё откровенно рассказала. Она посмотрела на все мои оценки, сказала, что я набрала достаточно баллов, и поставила мне «3». Это значит – я поступила, но без стипендии.

Общежитие мне дали, в комнате – 25 человек. В первую же неделю меня обокрали, не на что стало жить. Я нашла квартиру: нас пустили двоих на одну кровать за 150 руб. Хозяйка меня прописала, мать выслала мне посылку, потом ребята через профсоюз помогли мне с деньгами. Я уплатила за обучение – 150 руб. за полгода, уплатила за квартиру, и осталось у меня всего 25 руб. Выручил меня Осинин (Апсит) Николай Петрович[1], в то время уже напечатали его книгу «Через все преграды». Он устроил меня в лекторскую группу. Я ездила по рабочим общежитиям, читала лекции по литературе (о Маяковском), знакомила с новинками по литературе, делала обзор про стройки страны и т. д.

За каждую лекцию я получала по 150 руб. Это помогло мне одеться, покупать тетради, ходить в кино. Стала ездить на Посевную к [маминому брату] Ивану. Иван работал на железной дороге, получал 360 руб., а на его иждивении было четверо детей, жена не работала. Я раз в два месяца привозила ему по 100 руб. В зимнюю сессию я сдала экзамены на стипендию. Жить стало легче.

Летом мы поехали работать вожатыми в пионерский лагерь. Позвала нас с собой одна [девушка] из нашей группы: она поехала старшей вожатой, а мы – под ее началом. Наш отряд получил вымпел «Лучший отряд». В лагере я хорошо отдохнула, получила зарплату за три месяца, которая была выше стипендии. Да еще стипендию за лето.

Подобрала квартиру тоже на Кубановской улице, условия были те же. Весной поехали с хозяйкой садить картошку. Я опять уехала в пионерский лагерь, но пробыла там два сезона. Осенью помогала хозяйке копать картошку, она предложила питаться вместе. Так я с ней прожила 2-й и 3-й курс.
Когда я [абитуриенткой] приехала в город, то после села всё мне было новым, шумным. Я не могла привыкнуть к городу. Первый поход был в Оперный театр. Гвоздь сезона – «Хованщина». Этот «гвоздь» для меня был самым настоящим гвоздем. Меня ошеломили музыка, пение, я ничего не могла понять. Уже потом, когда прошла целая неделя, я вновь пошла на эту оперу, и мне было уже многое понятно. На балет Чайковского «Лебединое озеро» мы опоздали, пришлось идти на второй этаж, на ярус. Дверь была открыта, я никогда раньше такой красоты не видела.

Из репертуара «Красного факела» мне запомнилась постановка драмы «Вишневый сад». Но я вышла неудовлетворенной. Чего-то не хватало. Может быть, современности или сопричастности к тому миру. Возможно, сейчас эта постановка была бы более современной. Но наша современность более жестока. Поэтому и появились бомжи и брошенные дети, братки и стрелки, чего в век Чехова не было и не снилось. Но ростки этого уже были. [Герои «Вишневого сада»] Варя с ее безысходностью, неустроенные бывшие владельцы, неопределенная судьба молодежи, брошенный Фирс...

ТЮЗ понравился, особенно артист Анатолий Леовчан.
Водил нас Николай Петрович на просмотры спектаклей, когда шли генеральные репетиции в присутствии членов обкома партии в пустом зале. Смотрели мы там Сибирский народный хор. Принимала я участие в агитбригаде.
Старше нас учились Саша Кухно[2] с женой, у них было уже двое детей. Его стихотворение «Рукавички» было известно всем курсам. Мы были на втором курсе, когда в институт на литфак в 1953 г. поступил Пётр Дедов[3].
Курс наш опекал Нуйкин Андрей[4], сталинский стипендиат. С нами на курсе в нашей 3-й группе учился Александр Яковлевич Метелица[5]. Он был кумиром группы, много знал наизусть стихов и пьес. С его слов мы в колхозе ставили пьеску Гусева «Потерянная песня». Музыку сочинил сам Саша. В колхозе работали на копке картошки, лопатили зерно, очищали зерно на «Клейтоне» (загружали и крутили [машину] вручную). Это был очень скромный, умный, обходительный человек, писал стихи, прекрасно играл на гитаре. Он был центром нашей группы. Дружил он с Вадимом Гнедковым[6]. [Наш однокурсник] Арнольд Кунцман сразу стал центром в комсомольской организации. Городские девочки были более развиты, чем мы. Но через год мы им ни в чем не уступали.

Осенью 1952 г. мы работали в колхозе. Об этом я написала в своем стихотворении. Эти стихи посвящены Саше Метелице, написаны они спустя много лет после окончания вуза.

В период сбора урожая
Студенты были нарасхват.
Почти у самого Алтая
Был наш студенческий отряд.
Юмористический листок
«Клейтóн» всей группой выпускали.
Стихи и песни, кто что мог –
С концертом в клубе выступали.
Смеялись даже малыши,
Когда с концерта шли из клуба.
Тебе спасибо от души,
От всех от нас, от 3-й группы.

Среди преподавательского состава выделялся Постнов Юрий Сергеевич[7] – кумир всех студентов читал курс зарубежной литературы. Первый раз, когда он пришел читать свою лекцию, мы с подругой сели на первую парту около кафедры. Юрий Сергеевич вошел, все встали и поздоровались, сели. Глянули на него, и о, ужас! Лицо длинное, зубы выпирают, подбородок вперед, глаза близко посаженные…  Но когда он заговорил, мы забыли про его внешний вид и сами рот разинули. А он сказал: «Писать надо, девочки!» С этих пор мы стали занимать место на первой парте.

Конечно, этот курс литературы нам полюбился и запомнился.
Я настолько увлеклась, что забросила весь курс лекций по истории КПСС и на этих лекциях читала Мопассана, Дидро, Гюго, Дефо,  Дюма.
Я поняла, что не важно, как ты выглядишь, важно, как ты говорить умеешь, смысл твоих слов, дикция.

Вторым кумиром была доцент [Валентина Григорьевна] Титова, она читала курс античной литературы.

В аудиторию вошла маленькая худенькая женщина, встала за кафедру, у нее над кафедрой оказалась одна голова. По аудитории прошел смешок, а она очень громким голосом сказала: «Садитесь, неблагодарные!» И начала: «Гнев, богиня, воспой Ахиллеса …». Все притихли, мы слушали, записывали и увидели, что она без бумажек читает весь курс! Вот это да! Экзамены мы сдавали ей без записи и шпаргалок. Весь курс сдавал хорошо и отлично.
Она нам показала, что прежде, чем спрашивать с нас знания, надо их дать. Надо уважать человека, маленького и большого. Ученик должен быть собеседником, умеющим отстаивать свои убеждения, а не подделываться под преподавателя.

Курс литературы XIX в. читала старенькая преподавательница, но все ее знания уместились в школьном учебнике. Пришлось искать самим дополнительные знания.

Всё время занимались в библиотеках. Много времени было занято политикой: история КПСС, пятилетки, работы Ленина, Сталина. Особый упор на работу Сталина «Введение в языковедение». Может, это всё надо было, но только не в таком объеме. Мало было курсов методики, психологии; занятия ин[остранным] яз[ыком] было только семинарами. Физкультура тоже велась формально.

На 2 курсе сдавала экзамен по немецкому языку. Конечно, знания за два года не особенно прибавилось, хотя я переводила текст с подстрочным переводом, кое-что знала о правилах грамматики. Но [преподавательница] не стала меня слушать и хотела поставить низкую оценку. А это – опять голод, безденежье. Я взяла зачетку и вышла. Потом девочки передали мне, где она будет принимать экзамен. Я пошла к ней. Она спросила, звала ли она меня. Я ей ответила – как бы я узнала, где она находится. Стою с зачеткой. Вдруг врывается студентка с физмата, отличница, получала повышенную стипендию, а она ей ставит «удовлетворительно». Я ее оборвала, сказала, что ей надо научиться такту в разговоре с преподавателями, что я об этом сообщу в комитет комсомола Кунцману. Она притихла, а преподавательница взяла мою зачетку и быстро что-то написала. Я вышла. Глянула – «четверка». Ну, и слава богу. До сих пор я с уважением отношусь к этому языку.

Окончив 3-й курс, я поехала к матери в Казахстан, в Или. Пески, мало зелени, но возле реки Или есть и зелень, прохлада. Побыла я там немного, уехала в Новосибирск. У хозяйки возвращался сын из армии. Мы с подругой нашли квартиру, где жили другие студенты. Дом был поставлен на продажу, но временно жить было можно.

Мать переехала из Или в Барнаул. Я поехала к ней. На танцах я познакомилась с парнем, завязалась дружба, но я носила очки, это ему не понравилось. Его сестра сказала, что он очень жестокий, поэтому я уехала, больше ему не писала, а осенью вышла замуж за соседа. Он был старше меня на четыре года, окончил партшколу, работал слесарем – вроде всё было нормально. Отслужил во флоте, коммунист. Жил с матерью. Она его родила, когда ей было 46 лет (она была с 1883 г.).

Это было осенью 1955 г. Всё было нормально, пока я не забеременела. С этого начались все мои беды. Муж стал пропадать то на неделю, то на месяц. Мать моя переехала в Новосибирск, поселилась в Бугринской роще. Свекровь свалила всю вину на меня. Я ушла к матери. Отчим сильно пил, пить стала и мать. Завязалась драка, отчим бросил в меня ведро с углем. Я едва увернулась. Мужа уже не было дома три месяца. Пошла домой. И вдруг мать увидела на паровозе моего благоверного. Он, как ни в чем не бывало, сказал, что сегодня придет домой. Домой он вернулся.

Свекровь стала строить всякие козни: я сварю – она суп пересолит или еще что-нибудь выдумает. Я отравилась. Соседи вызвали «скорую» и милицию. Свекровь и муж стали шелковыми. Соседи встали на мою защиту, муж ушел с [Авиастроительного] завода им. Чкалова, поступил на ж[елезную] д[орогу]. У него была вторая специальность – слесарь-вагонник. Стал просить квартиру. Ему дали комнату с подселением на ул. Станиславского (это уже было в 1957 г.).

Весной 1956 г. я окончила институт и была направлена на ст. Мошково [Новосибирской обл.], где проработала с 15 августа по 1 ноября. Врач из больницы, родительница моей ученицы, пригласила меня к себе, осмотрела и дала больничный с 1 ноября, сказала, что к 10 ноября я рожу.

Так оно и вышло. 10 ноября 1956 г. я родила дочь.

[…]

Примечания