Статья посвящена истории переезда Сибревкома из Омска в Новониколаевск весной – летом 1921 г. Автор отмечает, что среди причин перевода главного органа управления Сибири и его отделов могли быть политические, географические, военные и идеологические. Анализируя каждую из этих причин, можно прийти к выводу, что решающую роль, вероятно, сыграли идеологические соображения – утопические представления о том, что на новом месте можно построить новый образцовый город. Отмечается также то, что сибирские власти не могли не принимать во внимание трудности расселения большого количества сотрудников Сибревкома в Новониколаевске, однако игнорировали этот фактор, видимо, считая, что «революционной решительности» достаточно для решения этой непростой организационной задачи. Данный сюжет наиболее ярко характеризует проблему взаимоотношения власти и общества на завершающем этапе «военного коммунизма» в Сибири.

Дискуссии о том, как и почему Новониколаевск из незначительного посёлка стал городом и какие факторы стали решающими, ведутся профессиональными историками, а также краеведами и публицистами. К этой дискуссии подключились даже современные черносотенцы, явно преувеличивая роль Николая II в истории города. Географические факторы или политика стали решающими? Или их сочетание? От ответа на этот вопрос зависит позиция сторонников зачастую противоположных мнений.

Превращение Новониколаевска в столицу Сибири после переезда в город Сибревкома и его отделов в 1921 г. кажется очевидным. Но при детальном изучении проблемы возникают закономерные вопросы. Какие факторы – политические, географические, военные или идеологические повлияли на переезд в большей степени? На этот вопрос пока нет ответа. Почему власть, зная о тех проблемах, в первую очередь жилищных, которые возникнут после переезда и безусловно затруднят работу Сибревкома на новом месте, тем не менее решилась на этот перевод?

Напомним, что через некоторое время после освобождения Омска в ноябре 1919 г. в город из Челябинска переехал Сибирский революционный комитет и его формирующиеся отделы. В Омске Сибревком оставался до лета 1921 г., затем он переехал в Новониколаевск. Очевидно, что и Омск, и Новониколаевск были выбраны в качестве «столицы Сибири» не случайно. Переезд в Омск диктовался не только пропагандистскими соображениями – занятие города в качестве бывшей столицы белой Сибири Красной армией с последующим размещением в нём советского аппарата общесибирской власти, конечно, имело символическое значение. Но не только – город был крупным железнодорожным узлом, связывающим Сибирь с Екатеринбургом – Москвой и Уфой – Самарой. Эти стратегические соображения также принимались в расчёт.

Что касается Новониколаевска, то пока документы не позволяют судить о том, почему было решено перевезти Сибревком в Новониколаевск. Если бы это диктовалось какими-то идеологическими соображениями – например, ассоциациями с колчаковской столицей, то газета «Советская Сибирь» обязательно поместила бы какие-то разъяснительные материалы. Конечно, Новониколаевск также был крупным железнодорожным узлом – в городе соединялись магистрали, связывающие Европейскую Россию с Восточной Сибирью и Дальним Востоком, Алтай с Западной Сибирью. Но военно-политическая обстановка весной 1921 г. кардинальным образом отличалась от декабря 1919 г. К сожалению, не сохранилось и мемуарной литературы, которая позволила бы обосновать выдвигаемую версию событий.

Несколько проясняет ситуацию письмо заместителя уполномоченного ВЦСПС в Сибири Белкина уездному профбюро Новониколаевска, в котором он прямо писал, что «переезд Сибревкома в Новониколаевск имеет огромное политическое и хозяйственное значение» [1, ф. Р-1, оп. 1, д. 528, л. 4]. Если эта фраза была написана не только для того, чтобы придать убедительность требованию к упрофбюро освободить занимаемое им помещение для размещения Сибсовнархоза, то можно предположить, что Новониколаевск рассматривался руководителями Сибири как центр, в котором можно было строить «новую жизнь» без оглядки на старые порядки, которые, например, в Омске, с его чиновными традициями, социальным составом населения и т. п., могли существенно тормозить такое строительство. В Новониколаевске можно было начинать, как говорится, «с чистого листа» – старого чиновничества, буржуазных пережитков и казачества в городе просто не было.

Разумеется, переезд в Новониколаевск не был стихийным – Гражданская война уже была в прошлом, а предпосылок для возникновения новой не предвиделось. Сравнительно небольшой аппарат Сибревкома, который был в Челябинске, перевезти в Омск было несложно. Но за год с небольшим работы в Омске аппарат значительно разросся, насчитывал к маю 1921 г. уже 13 500 сотрудников с семьями, и разместить его в Новониколаевске с небольшим количеством подходящих жилых и служебных помещений представляло уже серьёзные затруднения. Наверняка сибирские руководители это понимали, также осознавали они и те трудности, в первую очередь жилищные, которые предстоит решать при переезде на новое место. Тем не менее была создана комиссия под председательством члена Сибревкома В. М. Косарева, которой 16 февраля 1921 г. Сибревком поставил следующую задачу: «На основании имеющихся материалов дать Сибревкому на ближайшем очередном заседании своё заключение о возможности переезда в Новониколаевск» [1, ф. Р-1, оп. 1, д. 581, л. 92].

На первый взгляд может показаться, что комиссия должна была рассмотреть возможность или невозможность переезда в Новониколаевск. Но на самом деле, зная бюрократический язык той эпохи, правильнее было бы сформулировать задачу комиссии следующим образом: «Что необходимо предпринять для того, чтобы Сибревком оказался в Новониколаевске». Вряд ли разработка такой проблемы предполагала длительные собирание материалов и их анализ, скорее всего, начавшееся крестьянское восстание в Западной Сибири на время отвлекло внимание Сибревкома от переезда, поскольку «ближайшее очередное заседание» состоялось только 24 марта. После того, как был заслушан доклад В. М. Косарева, было решено: «1) Комиссии по переселению обратить сугубое внимание на квартиры и организовать общежития… <…> 3) предоставить Новониколаевску преимущества перед другими городами и местностями Сибири относительно предоставления права нетрудовому населению выезда в восточном и западном направлении. Сибопсу предоставить для указанных лиц ежедневно один вагон. Освобождаемые помещения фиксировать и бронировать для нужд сибирских учреждений» [1, ф. Р-1, оп. 1, д. 581, л. 219].

Эта задача была во многом утопичная. Если даже выселить весь «нетрудовой элемент», и даже весь «трудовой», то разместить 13 500 сотрудников с семьями всё равно не представлялось бы возможным. Вернее, разместить можно, но только «уплотнив» количество жителей на 1 квартиру. Мы, к сожалению, не располагаем данными о том, что из себя представлял Новониколаевск в жилищном отношении в 1921 г. Но у нас есть данные более поздние, относящиеся к концу 1922 – началу 1923 г. Вот что сообщил в отчёте новониколаевский губпрокурор, рассказывая о том, что прокуратуре постоянно приходится разбираться в законности и незаконности вселений и выселений: «В Новониколаевске больше имеется домов небольших, деревенского типа, одноэтажных, имеющих комнаты очень небольшие. 72,5 % всех квартир имеют одну комнату, квартир в 4 комнаты 3,6 % всех строений города. Из общего числа однокомнатных квартир 63,8 % заняты одной семьёй, 36,2 % однокомнатных квартир заняты более, чем одной семьёй. <…> На одного человека в среднем приходится 8,6 квадратных аршин, т. е. ровно в 2 раза менее санитарного минимума. <…> При необходимости вселения вновь и вновь прибывающих в город служащих коммунальный отдел встаёт перед необходимостью применить административные, порой самоуправные меры, так как судебным порядком вопрос не может решиться никак» [1, ф. Р-878, оп. 2, д. 17, л. 78].

Нетрудно представить, что ситуация в 1921 г. была ещё хуже. В этом же отчёте приводилась следующая таблица о количестве жилья, квартир и жителей в городе.

По шесть – девять человек в одной квартире, три четверти из которых были однокомнатными, – и это уже после «выселения нетрудового элемента», которое, надо полагать, проводилось довольно жёстко, без разбора конкретных обстоятельств. Об этом мы можем судить по тем письмам, которые выселяемые направляли в органы власти. Их было не так много, поскольку большинство, видимо, за время революций и Гражданской войны уже привыкло к тому, что власть бесцеремонно распоряжается людьми и их имуществом. Но всё же некоторые горожане писали жалобы и просьбы. Воспроизведём две из них, наиболее ярко характеризующие тот жилищный беспредел, который творился в городе.

10 января 1922 г. счетовод Митюшин просил местком служащих Губпрофсовета: «8 января ко мне в квартиру явился агент чрезвычайной жилищной комиссии и предложил от имени чрезвычайной жилищной комиссии освободить квартиру в течение этой недели. На вопрос, для кого предназначена моя квартира, агент ответил, что он послан только предупредить о выселении и для кого предназначена моя квартира, не знает. Моя семья состоит из 6 человек, из которых 3 служат, а 3 детей учатся. Переезжать с квартиры на квартиру в зимнее время с таким семейством очень трудно и прямо невозможно. Согласно декрета СНК, рабочие и служащие выселению из квартир не подлежат за тем исключением, когда квартира нужна для постоя воинских частей, и при этом выселяемым должна быть предоставлена квартира по удобствам отвечающая первой. Ввиду изложенного прошу вашего ходатайства перед президиумом Губпрофсовета о том, чтобы меня оставили на прежней квартире или же предоставили мне другую квартиру приблизительно такую же по объёму и по удобствам, как первая, и не в отдалённой части города, а ближе к центру, так как у нас в семье 3 человека служащих и 3 человека детей учатся, и дальность расстояния квартиры от центра города будет вредно отражаться на посещении службы взрослыми и школы детьми, что весьма нежелательно» [1, ф. Р-1126, оп. 1, д. 92, л. 3].

13 января 1922 г. некая К. В. Иванова пожаловалась новониколаевскому губернскому инспектору охраны труда: «Находясь в положении беременной на 8-м месяце, по закону я освобождаюсь от каких бы то ни было работ. Несмотря на это, Новониколаевская чрезвычайная жилищная комиссия выселяет меня как безработную из города. Прошу Вашего разрешения этого дела – могу ли я считаться при наличии моего болезненного состояния действительно безработной, если не могу считаться таковой, то прошу Вашего распоряжения о выдаче мне соответствующего удостоверения о том, что я не безработная, на предмет предоставления такового в Новониколаевскую чрезвычайную жилищную комиссию» [1, ф. Р-1126, оп. 1, д. 92, л. 13].

Обратим внимание, что у этих людей были все основания для проживания в городе – они относились к «трудовому элементу». Легко себе представить, как обращались с теми, кого относили к «нетрудовому».

Что касается сотрудников Сибревкома, то они также были лишены права выбирать – переезжать им в Новониколаевск или остаться в Омске. В апреле 1921 г. в Сибревком был представлен проект постановления, в котором требовалось следующее: «1) Всех служащих Сибревкома и заведующих подчинёнными ему учреждениями, надлежащими переселению, переведению, перевести для продолжения службы в тех же учреждениях в новом месте пребывания этих учреждений в Новониколаевске, о чём издаёт надлежайший приказ… 2) за означенными выше приказами признать значение приказов боевых» [1, ф. Р-1, оп. 1, д. 635, л. 82].

Наконец, 30 апреля 1921 г. соответствующее постановление Сибревкома было подписано. Первые два пункта совпадали с теми, что были обозначены в проекте, следующим пунктом запрещались переводы на другое место службы и отпуска впредь до переезда. Делалось послабление лишь тем, кто докажет через чрезвычайную комиссию при Сибздраве, что состояние здоровья не позволяет ему переезд – таких со службы увольняли. И, наконец, последний пункт постановления грозил тем, кто откажется переезжать в Новониколаевск, судом ревтрибунала «за злостное дезертирство и неисполнение боевого приказа» [1, ф. Р-1, оп. 1, д. 588, л. 141].

Если простым служащим оставалось лишь ссылаться «на состояние здоровья», то учреждения, не желавшие переезжать в Новониколаевск, пытались искать покровителей в Москве. Так поступил, например, военревтрибунал, обратившись к заместителю председателя Верховного ревтрибунала ВЦИК Н. В. Крыленко. 5 июля 1921 г. он написал в Сибревком: «Революционный трибунал ВЦИК, считая перевод бывшего воентрибунала и ныне отделение верховного трибунала из Омска в Новониколаевск в принципе нежелательным, вредным делу, отодвигающим трибунал центра, ломающим налаженный аппарат трибунала. Настойчиво просит оставлении трибунала в Омске. В Новониколаевске будет учреждён губтриб, подчинённый Омску» [1, ф. Р-1, оп. 1, д. 528, л. 59].

Однако председатель Сибревкома И. Н. Смирнов с приведёнными доводами не согласился и сообщил в ревтрибунал ВЦИК: «Ввиду переезда Сибревкома и его отделов в Новониколаевск считаем невозможным нахождение трибунала Сибири раздельно от РВС Сибири, который на днях переезжает в Новониколаевск. Расстояние как от Новониколаевска, так и от Омска к центру не может иметь существенного значения» [1, ф. Р-1, оп. 1, д. 528, л. 58].

Ревтрибунал всё-таки остался в Омске. Что повлияло на это, судить по имеющимся документам достаточно трудно. Скорее всего, невозможность разместить в Новониколаевске все учреждения разом привела к тому, что Сибревком для кого-то, в данном случае, для ревтрибунала, сделал «временное» исключение.

В Новониколаевск был направлен уполномоченный по переводу сибучреждений, который 24 мая сообщил в Сибревком, что беженцы, оказавшиеся в Новониколаевске, отправляются в Омск, «нетрудовое население» выселяется в окрестные сёла, туда же выселяются городские кустари. Он обещал к 1 июня освободить здание городского корпуса для размещения учреждений. Правда, он же отметил, что в Новониколаевск приезжают уполномоченные от отделов Сибревкома, которые самостоятельно занимаются подбором квартир, и потребовал запретить подобную самодеятельность [1, ф. Р-1, оп. 1, д. 528, л. 11, 12].

К лету 1921 г. в Новониколаевск переехали следующие учреждения: 1) Сибсовнархоз и Чусоснабарм (разместились в городском корпусе по Красному проспекту); 2) Сибпродком, Сибцентросоюз (военный городок, корпус 69); 3) Сибархив (корпус бывший Второва, Октябрьская улица); 4) Сиббюро ЦК (дом бывшего уисполкома на ул. Советской); 5) редакция газеты «Советская Сибирь» (ул. Революции, дом 6); 6) Сибчека (Коммунистическая ул., № 69); 7) Сибюст, Сибфинуправление, экономический отдел, Сибтруд, Сибстатуправление, отдел управления, управление делами (второй этаж бывшего Реального училища) [1, ф. Р-1, оп. 1, д. 528, л. 55]. Остальные учреждения перебросить в Новониколаевск так и не смогли – просто не хватило места.

Сам переезд сопровождался постоянными проблемами. Когда помещения, предназначенные для штаба помглавкома РВСР по Сибири и его сотрудников, стали «захватываться» различными учреждениями, переезжавшими в город и не видевшими иной возможности разместиться в нём, зампомглавком Афанасьев потребовал от Сибревкома издать распоряжение о бронировании за штабом предназначенных ему квартир и помещений [1, ф. Р-1, оп. 1, д. 528, л. 15].

Если со штабом помглавкома ещё могли считаться, то с невоенными учреждениями на считались вовсе. Так, президиум Новониколаевского губисполкома пытался забронировать несколько квартир для своих сотрудников, но туда вселили прибывшего «спеца» одного из общесибирских учреждений. В итоге президиум обратился к чрезвычайной жилищной комиссии с просьбой забронировать другое помещение в трёх домах бывших Витковского на углу Потанинской и Советской улиц, выселить оттуда жильцов и никого туда без ведома губисполкома не вселять [1, ф. Р-1, оп. 1, д. 538, л. 103].

Для простых советских граждан поселение в городе было совершенно невозможным. Это привело, например, к тому, что на станции Новониколаевск осенью 1921 г. скопилось огромное количество беженцев, прибывших из голодающих губерний. Первое время они жили в вагонах на путях, но с наступлением холодов перебрались в здание вокзала, условий для проживания в котором тоже не было. К тому же, поскольку среди прибывших оказались больные тифом, эпидемия грозила захлестнуть сначала вокзал, а потом перекинуться на город [1, ф. Р-1133, оп. 1, д. 92, л. 56].

Аналогично обошлись и с 1800 рабочих, которые собирались переехать в Новониколаевск из Петропавловска. Губисполком их просто не пустил в город [1, ф. Р-1133, оп. 1, д. 293б, л. 27–28].

Правда, на заседании президиума Новониколаевского губисполкома 8 декабря 1921 г. вскользь отмечалось, что для того, чтобы поселиться в городе, многие прибегают к взятке, а поскольку жилищная комиссия начитывает всего семь сотрудников, то ни бороться со взяточничеством, ни обеспечить всех нуждающихся в квартирах они не могут [1, ф. Р-1133, оп. 1, д. 293б, л. 9].

Решение проблемы могло бы предусматривать широкое строительство жилья. Но на это не хватало средств. Да что там строить, не было средств даже на ремонт имевшегося жилищного фонда. Так, коммунотдел Новониколаевского губисполкома в апреле 1922 г. сообщил, что в городе муниципализировано 565 домов, из которых 75 % используется под жильё, 10 % – под магазины и т. п., а 15 % стоят заброшенными, поскольку нет средств, чтобы их отремонтировать [1, ф. Р-1138, оп. 1, д. 8, л. 115]. Какое-то строительство началось лишь к лету 1922 г., когда ситуация уже стала просто нетерпимой.

Итак, можно сделать предварительные выводы. Власти отчётливо понимали трудности, которые возникнут при переводе Сибревкома в Новониколаевск, но сознательно игнорировали их, предполагая, что «революционной решительности» вполне достаточно для решения столь сложной организационной задачи. Надо признать, что с поставленной задачей власть справилась довольно быстро. Однако при этом полностью игнорировались интересы жителей самого Новониколаевска, которых безжалостно выселяли и уплотняли, чтобы разместить в городе прилично разросшийся аппарат Сибревкома.

Библиографический список

1. Государственный архив Новосибирской области.