Моего отца зовут Халаев Александр Витальевич. Он родился в совхозе «Майский» в Абатском районе Тюменской области в семье воспитательницы детского сада и экскаваторщика. В 1976 году родители решили переехать в посёлок Юный Ленинец. Там они снимали маленький домик. Через два года государство выделило семье скромное жильё в соседнем посёлке Мичуринский – «барак», как называет его Александр. Через 10 лет работы родителей в совхозе им была выделена неподалеку уже полноценная квартира. Рядом располагается Мичуринская средняя школа № 123, которую отец и окончил.

Получив в университете задание от преподавателя – записать воспоминания или интервью «о жизни в старое время», я побеседовал в нашем доме с отцом 20 декабря 2021 года. При организации беседы и обработке ее результатов следовал методическим рекомендациям, изложенным составителем Е. А. Андреевой в работе: Устная история: опрос свидетелей прошлого и описание источников [Электронный ресурс]. Томск: Обл. краевед. музей, 2010. URL: https://сибиряки.онлайн/code/core/download.php?135773. Была сделана диктофонная запись длиной более часа. Затем я занялся транскрипцией этой записи в письменный текст. При расшифровке содержание беседы было сокращено, произведена набольшая литературная обработка текста – исходя из моего понимания концепции публикующего издания. Расшифровка была просмотрена отцом и одобрена, поскольку в ней не оказалось неточностей и искажений. Далее я публикую основную часть записанных мной воспоминаний моего информанта – А. В. Халаева.

«После школы встал выбор между поступлением в Новосибирский институт инженеров водного транспорта и в Новосибирский электротехнический институт на вечернее отделение. Специальность была одинаковая: инженер электропривода и автоматики. В НИИВТ для поступления на бюджет не хватило одного балла, но мне предложили пойти “кандидатом”: это подразумевало бесплатное обучение, но без выплаты стипендии первые полгода. Я тогда занимался дзюдо, и приглашение было в расчёте на включение меня в состав сборной института. Спортсменам тогда делались поблажки в учебе. Так, многие мои друзья и знакомые учились в Новосибирском государственном сельскохозяйственном институте, поскольку на его базе располагалась секция борьбы Добровольного спортивного общества “Урожай”.

Родители не могли меня обеспечивать, мне нужна была стипендия. Поэтому поступил в НЭТИ на вечерку и работал монтажником радиоаппаратуры и электроприборов на Новосибирском заводе конденсаторов, при конструкторском бюро. Я не был в восторге от этой работы: зарплаты монтажников зависели от их разряда, притом, что мы зачастую выполняли равную по сложности работу. Зачастую многие кадры содержались на предприятии не из-за их эффективности, а в силу старых заслуг и регалий, что позволяло им бездельничать на рабочем месте. Это сильно ударяло по моей мотивации работать. Однако я понимал, что буду постепенно двигаться по карьерной лестнице и займу их место. В этом был определенный плюс советской системы: жизнь в ней была прогнозируема, стабильна, всегда можно было без труда найти работу вне зависимости от уголка страны. Позже я женился и сменил работу, устроился слесарем аварийно-восстановительных работ в совхоз “Элитный”. Это была более грязная работа, но требовала она меньшей квалификации при том, что местная зарплата и подработки позволяли иметь более высокие доходы: около 300 рублей в месяц против 150 на заводе.

Потом развалился СССР На тот момент я до конца еще не понимал, что происходит. СССР казался нерушимым, сплоченным государством, а смена аббревиатуры на СНГ – формальностью. Власти не афишировали сути изменений, а основная масса населения, в свою очередь, была больше обеспокоена решением бытовых вопросов. Я столкнулся с неопределенностью. В целом было ощущение, что страна на пороге гражданской войны: закрытие предприятий, отделение Ичкерии, забастовки шахтеров в Кемерове, расцвет криминала... Безвластие: милиция перестала делать свою работу. Тебя на ровном месте могли ограбить, всё отнять, фактически могли убить, и было понятно, что за это никому ничего не будет. Стало заметным расслоение общества: одновременно с обнищанием народа в городе появились дорогие автомобили. Начал “подниматься” определённый тип людей, отличающийся решительностью, готовностью рисковать и достигать целей, в том числе незаконными путями. Пополнение рядов криминальных структур было одной из перспектив того времени, но я решил, что не готов переступить эту черту.

Александр Халаев

В это время мои знакомые, крепкие молодые ребята в возрасте 18–25 лет, вскладчину начали заниматься предпринимательством. Тогда оно имело довольно примитивные формы, в основном они занимались скупкой мяса в деревнях и перепродажей их через точку на базаре. Причем часто деревенские продавали мясо не за деньги, а за водку сомнительного качества, из-за чего в их семьях возникали конфликты: желание глав семейств выпить часто пересиливало аргументы жен. Физическая подготовка тогда играла важную роль: на любом базаре находились желающие “наехать”. Я на тот момент продолжал работать в совхозе, но периодически привлекался для решения подобных проблем.

Со временем бизнес начал развиваться, и меня позвали туда на полноценную работу. “Инвестиционно-маркетинговая компания”, или “Инмарко”, сегодня известный бренд мороженого, тогда занималась продажей другой продукции. Я попал на работу в структуру, которая тогда занималась перепродажей куриных яиц на рынках Новосибирска. Обороты были довольно крупными – около 400 коробок в день. А позже, примерно в 1992 году, компания начала торговать мороженым.

Вскоре одному из основателей фирмы – Вадиму Любимцеву – пришла идея привезти в Новосибирск эскимо. Раньше такого мороженого в городе не было. Я, выросший в Новосибирске, до того времени не помню в холодильниках магазинов ничего, кроме вафельных стаканчиков. Для эксперимента компания закупила из Москвы четыре вагона эскимо. Идея оказалась успешной: за четыре часа оптовики выкупили всё мороженое прямо из вагонов. Впоследствии “Инмарко” сделала ставку на новое направление и перераспределила ресурсы компании в его пользу. К 1993 году была организована розничная торговля в Новосибирске: в городе стали появляться шестиугольные ларьки компании, которые мы называли “гайками”. Вскоре была куплена датская подержанная конвейерная линия для производства мороженого на фабрике в посёлке Элитное.

Началось расширение бизнеса. Открывались предприятия в Томске, Красноярске, Омске, Барнауле. А в 1995 году я с партнером Сергеем Климовым поехал открывать филиал в Иркутске, а после ещё один – в Улан-Удэ. Примечательным было то, что практически все, кто разъехался по Сибири для развития бизнеса, были из поселков Мичуринский и Краснообск Новосибирской области, и были хорошо знакомы друг другу через спортивные секции по борьбе и футболу.

В Улан-Удэ мы приехали в 1995 году. Здесь я собирался остановиться, поэтому планы были амбициозные. Стоит сделать уточнение, что открывавшиеся предприятия юридически не были прикованы к “Инмарко”: они работали как партнёры, и главным образом сотрудничали посредством закупки товара у компании. Особых сложностей у меня не возникало, поскольку с руководителями “Инмарко” я был хорошо знаком, а многие вопросы можно было решить посредством устных договоренностей. Слова в то время имели больший вес, чем сейчас. За них приходилось отвечать, и люди старались не бросать их на ветер. Юристы хоть и содержались в штатах у многих предприятий, но не были столь востребованы, как сейчас, когда любая мелочь подкрепляется письменным договором.

Александр Халаев и Сергей Климов в Улан-Удэ

Бизнес в столице Бурятии в целом походил на Новосибирск пятилетней давности: организованные розничные продажи были “ноу-хау” для города. За два месяца была проделана большая работа: зарегистрировано предприятие, проведена закупка оборудования, набран штат сотрудников, запущено порядка тридцати торговых точек.

Чтобы получать торговые места, приходилось участвовать в “добровольной” помощи властям для проведения мероприятий для города. Отказать было нельзя: не можешь платить – закрывай предприятие. Однажды была ситуация с налоговой: из-за того, что мороженое – продукт сезонный, в определенный момент денег в предприятии для уплаты налогов не хватало. Налоговая со своей стороны жестко решала вопрос, просто заблокировав счета фирмы, фактически заморозив его работу. Инспекцию не волновало, куда денется около сотни человек из штата компании.

Постоянные проверки от пожарных, санэпидемстанции и других организаций были в то время особенной головной болью. Они обязательно находили нарушения в случае, если им отказывалось во взятке. В штате нашего предприятия даже был специальный человек, который налаживал отношения с начальниками этих организаций.

В то же время бизнес на протяжении всех 90-х годов находился под давлением. Ни одна розничная торговая сеть не обходилась без “крыши”, которая могла быть представлена криминальными структурами или людьми из органов исполнительной власти. Отказ не сулил ничего хорошего. Однажды ко мне пришли полицейские, предложив “оказать спонсорскую помощь” одному из отделов полиции Улан-Удэ. В предприятии не было денег, и я им отказал. На следующий день сотрудники пришли с проверкой и изъяли рабочие компьютеры. В случае с бандитами, отказавшись, можно было вскоре обнаружить несколько своих точек сгоревшими или ограбленными. Тогда все работали в таких условиях, а кто станет твоей “крышей”, во многом зависело от территории и от случая, кто первый успеет.

Что касается национального вопроса, то, прожив 15 лет в Бурятии, какого-либо напряжения в отношениях между бурятами и русскими я не заметил. Сложно говорить и о каких-то специфических чертах ведения бизнеса. Я также пробовал выйти на монгольский рынок – посещал Улан-Батор. Знаю, что у монголов и бурят много общего, но воспринимаются они очень по-разному. В Улан-Удэ я всегда чувствовал себя комфортно, чувствовал, что я в России.

В 1998 году грянул кризис, который сильно пошатнул многие предприятия. Мы проработали до 2005 года. Тогда предприятие уже не приносило особых доходов, и было решено продать его Новокузнецкому хладокомбинату. Судьба предприятий в других городах сложилось по-разному. Правда, большинство из них, включая наше, со временем перестало сотрудничать с “Инмарко”. Одной из наиболее успешных стала красноярская компания, известная сегодня как “Славица”. В первой половине 2000-х вертикаль власти в стране начала укрепляться, и “лихие” времена прошли».

В воспоминаниях моего отца рассказ о «лихом времени» или «лихих 90-х» занимает не очень много места. Существенная часть его воспоминаний об этом периоде жизни прямо или косвенно связана с криминальными элементами, но он сознательно опускает многие подробности, которыми не готов делиться публично. Я попросил Александра Витальевича сравнить свое восприятие того периода «тогда и сейчас». Он ответил: «Жизнь была такая, что, выходя на улицу из дома, ты не мог быть уверен, что ты туда вернешься, что тебя сегодня не убьют. Тогда, в молодости, нам пришлось привыкнуть к этому. С возрастом вспоминать о тех событиях стало страшнее»

Меня как представителя другого поколения, не заставшего 90-е и смутно помнящего начало 2000-х, истории отца часто удивляют и шокируют. Ни с чем подобным сталкиваться не приходилось. Однажды он рассказал мне об одной из «разборок» тех лет, в которой он принимал участие. Погрузившись в воспоминания, он неосознанно стал воспроизводить свою мимику и слова, сказанные тогда оппоненту. Слов я не запомнил, но жуткий взгляд, которым отец тогда на меня посмотрел, заставил меня испугаться и остался в моей памяти навсегда, став живым отражением того времени, которого я, к счастью, не застал.